– Не исключено, – улыбнулась Катя. – Идите и попытайтесь. Клиника как-нибудь выстоит.
Ближе к пяти Катя уважительно проводила до двери своего кабинета очень пожилого и очень заслуженного мужа очень пожилой и очень заслуженной пациентки. Говорили все о тех же лекарствах. Когда раздвижная панель отъехала, Катя увидела Иванцову. Теперь уже не актриса, а художница с напряженным и потерянным видом замерла возле своего стола, на котором лежала большая синяя папка из твердого картона. Впечатление беззащитности усиливало то, что девушка была без медицинского халата – в каком-то бесформенном сером платье, косухе из искусственной кожи и грубых ботинках на платформе. Начальница, не думая о субординации, шагнула к ней.
– Карина Игоревна, мы с вами еще на собеседовании договорились оставлять все личное на улице перед клиникой. А в этих стенах заниматься делом и только делом. Но я вынуждена сделать исключение. Покажите ваши рисунки, мне очень интересно.
Карина недоверчиво усмехнулась и чуть дрожащей рукой открыла папку. В ней было несколько акварелей. То ли рассвет, то ли сумерки, густой дождь, какие-то закоулки, в них ни души. Впереди всегда надежно стоящее на земле укрытие – двухэтажный дом, облупленная советская беседка, новомодная остановка. Но струи воды будто размывали и кирпич, и дерево, и металл с пластиком. Стремиться туда было бесполезно.
Катя посмотрела на Иванцову с внимательным любопытством. Сказала:
– Я не специалист, просто зритель. И мне нравится. Я видела город таким – мокрым, зябким, с невнятными ориентирами. Рванешь к ним, как к твердыне, а они сами тонут. Все тонет. Но вокруг снуют люди под зонтиками и веселятся. Их ноги не чувствуют зыбкости асфальта или плитки. Знаете, вы молодчина. Вот должно быть отчаяние, а его нет. Одна печаль. И еще кажется, что стоит развернуться на сто восемьдесят градусов – и увидишь солнечный день или ясную лунную ночь и крепкий, надежно стоящий на земле город.
– Вы поняли! – воскликнула Карина, захлопнула папку, схватила ее и бросилась из офиса.
«Нет, больше никаких поблажек. Договорились, что уйдет в пять, а она сбежала на двадцать минут раньше», – подумала начальница для очистки совести. И вернулась к своим делам.
На другой день творческая натура явилась, рекламно блестя глазами и зубами. Сообщила:
– Он будет со мной заниматься!
– Поздравляю. Надеюсь, не здесь? – спросила Трифонова, явно недооценивая качество мэтра.
– У него, между прочим, мастерская, – обиделась за учителя ученица.
– Уже лучше. Карина Игоревна, я на вашем столе оставила задание. Начните с него, будьте добры.