– Ладно, будем выяснять, – усмехнулась Александрина и неожиданно резко подняла Иванцову за плечи.
Катя уже стояла наготове с парой таблеток и стаканом воды. Ловко впихнула в приоткрытый рот лекарство и влила немного жидкости. Карина рефлекторно проглотила.
– Класс, – восхитилась Стомахина.
Катя пожала плечами, мол, долго ли умеючи. Оскорбленная насилием девочка снова заголосила.
– Она когда-то сказала, что истеричек надо хлестать по щекам, – кивнула на Трифонову Александрина. – С тех пор мне очень хочется проверить это на практике. Пожалуй, ты в качестве подопытного кролика подойдешь. Быстро замолчала, вытерла сопли и представилась. Зовут тебя как?
Катя глазам своим и ушам не верила. Будут пощечины или нет, словно зависело от того, понравится ли Стомахиной имя истерички. «Вот кому надо было в артистки, – подумала она. – А ведь Александрина и со мной разговаривала, когда я с ума сходила, наверное, так же. Просто сейчас я впервые наблюдаю ее со стороны. В ее голосе звучит неподдельная ярость. При этом она развлекается, а не ярится. Ничего себе. Даже не верится, что это импровизация». Девочка, похоже, восприняла слова неожиданно явившейся молодой женщины правильно. Достала из ящика стола бумажные салфетки, добросовестно высморкалась и тихо сказала:
– Карина.
Александрина помолчала, будто раздумывая, бить или не бить. Явно отложила решение до ответа на следующий вопрос:
– Ну, Карина, почему ревешь белугой? Не вздумай снова начать. Отвечай.
По щекам Иванцовой текли слезы, побелевшие губы дрожали, но криком кричать она больше не решалась. Горячечно заговорила:
– Я ненавижу эту клинику, этот офис, этот халат. Даже Екатерину Анатольевну иногда ненавижу…
– Ее-то за что? – ласково уточнила Александрина.
Именно ласково, вкрадчиво, но Иванцова сжалась, а Трифонова попятилась.
– За то, что ей здесь нравится. Приходит и увлеченно делает одно и то же. Господи, час за часом, день за днем, неделя за неделей, год за годом. И так до старости! А тут плохо, скучно, гадко, я больше не выдержу. Я хочу писать акварели, играть на сцене, сниматься в кино… Мне нужны люди искусства, с которыми мы понимаем друг друга…
– Теперь молчать, – велела Стомахина и повернулась к Трифоновой с немым вопросом.
– Она три раза не поступила во ВГИК. Но в этом году начала брать уроки у настоящего художника с собственной мастерской, – отчиталась Катя.
– Снова говори, – переключилась на Иванцову Александрина. – Мэтр тебя обидел? Изнасиловал и выгнал?
– Нет, что вы! Он – знакомый родителей, уроки платные. Но каждый раз посмотрит работу, буркнет: «Ничего, ничего, займемся основами», и все.