– У меня эта семейка вот уже где! – Виктор Никитич демонстративно ударил по горлу ребром ладони. – И не только у меня, если честно, потому как манипулировать общественным мнением и давить на жалость можно лишь до определенного предела. Но… – он посмотрел на Симонова. – Есть здесь некоторые сталкеры, которые нагнетают обстановку, и, вот ведь зараза, Винта слушают слишком многие, а народ живет скученно, и каждый за свое доброе имя трясется. Никто не хочет слыть стукачом и доносчиком, все боятся, как бы в спину плевать не стали. Дрянь и средневековье какое-то. То ли дело – на Ганзе. Там с законами строго.
– Не везде, – сказал Кай. – Не все Кольцо живет одинаково, и аккурат на нем давно уже пытается возникнуть новый общественный институт – так называемых профессионально нищенствующих.
– Гадость какая, – поморщился Щербин. – И как поступают с этими… профессиональными?
– Откуда-то изгоняют, где-то расстреливают. На Красной линии, рассказывали, одно время даже поощряли. Идеологии-то, вроде, схожие: все должны быть равны, каждому по потребностям и никакой частной собственности. Ровно до того момента, пока не сообразили, что нищие хоть и работают, но через силу, зато плодятся, как крысы.
– Дрянь, – поморщился глава.
– Вот и я полагаю, что эту заразу искоренять требуется. В людях и без того не так уж много сочувствия и любви к ближнему, эти же паразитируют на остатках человечности. Нельзя такое допускать.
Влад с удивлением понял, что снова полностью согласен с Каем, хотя еще совсем недавно мог и усомниться в подобных радикальных методах. Винт как-то пересказывал ему старую книгу (похоже, сектантскую), в которой с такими вот убогими, как Стрижовы, следовало делиться, причем «безвозмездно, по доброй воле и от чистого сердца». И ведь Влад тогда чувствовал неприятие и даже фальшь этого учения, а возразить Винту так и не решился.
– Вы мне другое скажите, – попросил Кай, обращаясь к Щербину, – зачем было вообще тащить на Нагатинскую эту парочку с выводком? Вы ведь, насколько понимаю, обеспечиваете безопасность с юга для серой линии, а не работаете на демографию.
Глава лишь махнул рукой и признался:
– Сглупил. Наша экспедиция воспринималась как авантюра очень многими. Хоть и затевалось все на Добрынинской при поддержке Ганзы, и Тульская, народ которой беднее церковных мышей, тоже вписалась, как и Серпуховская, а немногие готовы были с насиженных мест сняться и возрождать станцию. Опасность, опять же, повышенная напряженность и всяческие слухи.
– А беда пришла с севера, – заметил его собеседник. Щербин на это только тяжело вздохнул.