. – Билл быстро работал, незаметно собирая длинную драпированную ткань ее черного платья из Версаля в складки и волны по бокам. Он выбросил прочь черный парик, завил ее волосы и уложил наверх. Какое-то время смотрел на бархатную пелерину на ее плечах, потом сдернул мягкую ткань, смачно плюнув на ладонь, потер руки и превратил пелерину в высокой воротник-жабо.
– Послушай, это отвратительно, Билл.
– Помолчи, – огрызнулся он. – В следующий раз дай мне больше пространства для работы. Думаешь, мне нравится «и так сойдет»? Нет. – Он дернул головой в сторону улюлюкающей толпы. – К счастью, большинство из них слишком пьяны, чтобы заметить, как из теней в конце зала вышла какая-то девушка.
Билл был прав: на них никто не смотрел. Все ругались, пытаясь пробраться поближе к сцене. Это была просто платформа, поднятая на полтора метра над землей, и стоя позади шумной толпы, Люс едва ее видела.
– Давай, начинай! – крикнул мальчик из задних рядов. – Не заставляй нас ждать весь день!
Над толпой было три яруса лож и больше ничего: за амфитеатром в форме буквы «О» открывалось бледно-голубое полуденное небо цвета яйца малиновки. Люс осмотрелась в поисках своей прошлой «я». И Дэниела.
– Мы на открытии «Глобуса», – произнесла она, вспомнив слова Дэниела, сказанные под персиковыми деревьями «Меча и Креста», – Дэниел говорил, что мы здесь были.
– Конечно, ты была здесь, – сказал Билл, – примерно четырнадцать лет назад. Сидя на плече старшего брата. Ты приходила со своей семьей посмотреть «Юлия Цезаря».
Билл парил в воздухе на полметра впереди нее. Высокий воротник вокруг ее шеи был не очень приятным, но, казалось, держал-таки свою форму. Она почти была похожа на роскошно одетых женщин в высоких ложах.
– А Дэниел? – спросила она.
– Дэниел был лицедеем…
– Эй!
– Так они называют актеров. – Билл закатил глаза. – Он тогда только начинал. Для всех зрителей его дебют был ничем не примечателен. Но не для трехлетней малышки Люсинды. – Билл пожал плечами. – Он зажег в тебе огонь. Ты буквально умирала, так хотела на сцену. Сегодня твоя ночь.
– Я актриса?
Нет. Ее подруга Келли была актрисой, но не она. Во время последнего семестра в Доверской школе Келли упросила Люс сходить с ней на пробы в «Наш городок». Они обе репетировали неделями перед прослушиванием. Люс получила одну реплику, но Келли просто поразила всех в роли Эмили Уэбб. Люс смотрела из-за кулис, гордилась и поражалась своей подруге. Келли бы продала все, что имела, чтобы побыть в старом театре «Глобус» хоть минуту, не говоря уже о его сцене.
Но потом она вспомнила бледное лицо Келли, когда та увидела ангелов, сражающихся с изгоями. Что случилось с Келли после ухода Люс? Где теперь были изгои? Как Люс сможет объяснить Келли или своим родителям, что произошло – если, конечно, когда-нибудь вообще вернется на свой задний дворик и в ту жизнь?