Потом мир снова успокоился.
Билл покинул голову статуи, но Люс не могла пошевельнуться, чтобы найти его. Ее связанные запястья были ободраны и помечены черными татуировками жертвоприношения. Она осознала, что ее лодыжки тоже связаны. Не то чтобы узы имели значение – страх связывал ее душу сильнее, чем какая-то веревка. Это не было похоже на другие времена, когда Люс вселялась в свою прошлую «я». Икс Куат точно знала, что ее ждет смерть. И она не радовалась ей так, как Лис в Версале.
По обе стороны от Икс Куат другие пленницы отодвинулись подальше от нее, но веревки им позволяли двинуться лишь на несколько сантиметров. Девушка слева с темной кожей, Ханхау, плакала, вторая, с раскрашенным телом, Ганан, молилась. Они все боялись смерти.
– В тебя вселились! – сквозь слезы всхлипывала Ханхау. – Ты осквернишь приношение!
Ганан не знала, что сказать.
Люс проигнорировала девушек и постаралась выйти за пределы калечащего страха Икс Куат. Что-то промелькнуло в ее голове. Молитва! Но не молитва для подготовки к жертвоприношению. Нет, Икс Куат молилась за Дэниела.
Люс знала, что при мысли о нем Икс Куат краснела, а ее сердце билось быстрее. Икс Куат любила его всю жизнь – но только издалека. Дом, в котором он вырос, был недалеко от дома ее семьи. Иногда он продавал авокадо ее маме на рынке. Икс Куат долгие годы пыталась найти в себе смелость и поговорить с ним. Теперь мысли о том, что он участвует в игре в мяч, терзали ее. Икс Куат молилась, как Люс теперь поняла, чтобы он проиграл. Ее единственная молитва состояла в том, что она не хотела умирать от его руки.
– Билл? – прошептала Люс.
Маленькая горгулья влетела обратно в храм.
– Игра закончилась! Толпа направляется теперь к сеноту. Это известняковый водоем, где будут проводить жертвоприношение. Зотц и победители идут сюда, чтобы отвести вас, девчонки, на церемонию.
Когда шум толпы затих, Люс задрожала. На ступенях послышались шаги. В любое мгновение Дэниел может войти в эту дверь.
Три тени появились в проходе. Зотц, вождь в головном уборе из красно-белых перьев, ступил в храм. Никто из девушек не пошевельнулся, они все в ужасе смотрели на длинное ритуальное копье в его руке. На нем была наколота человеческая голова. Глаза были открыты, сведены от напряжения, с шеи все еще капала кровь.
Люс отвернулась, и ее взгляд упал на другого, очень мускулистого мужчину, вошедшего в гробницу. Он нес еще одно раскрашенное копье с еще одной наколотой на него головой. По крайней мере, ее глаза были закрыты, на толстых мертвых губах застыла едва заметная улыбка.