– Ну, ин бог с ней, – изрек монах таким тоном, будто огорчился и передумал слезать с воза и ловить рыбу в вонючей воде Ладанского озера.
На ночлег остановились у знакомого Рукавкину купца Короткова. На его же подворье с высоким тесовым забором распрягли коней, задали им корм. К вечеру спустились к реке половить рыбы сетями хозяина. Сам он колдовал потом над ведерным чугуном, подбрасывал в костер дрова, деревянным уполовником мешал уху и пробовал на соль, смешно выпячивая при этом толстые губы и жмуря плутоватые глаза. Илейка невольно улыбнулся – купец напоминал старого усатого кота над кринкой сметаны, уверенного, что хозяйская ложка минет его лба. Данила, отец Киприан, Родион Михайлов и еще несколько человек из каравана сидели поблизости на расстеленном подранном рядне, терпеливо ждали, когда варево будет готово.
Было тихо, угасала вечерняя заря, небосклон на востоке темнел, зажигая первые звезды. Молчание нарушил отец Киприан. Он неожиданно вздрогнул: красный уголек издыхающим скорпионом скакнул из трескучего костра и впился в руку. Отец Киприан покривился от боли, запоздало тряхнул обожженной рукой и с заметной грустью сказал, ни к кому не обращаясь, словно себе самому:
– Зрю теперь на самарскую низину в тумане, а чудятся мне наши заонежские дали… – Отец Киприан привалился горбатой спиной к старой березе, под которой они разбили вечерний бивак.
– Так ты не из самарцев? – с некоторым удивлением спросил Коротков. Он, опасаясь, как бы красные искры не подсмолили густую бороду, ладонью заслонил коричневое от загара широкоскулое лицо, в котором легко угадывалась примесь крови некогда кочевавших под Самарой, а теперь поселенных неподалеку же в Ставрополе, за самарской излучиной, калмыков.
– Родитель мой вышел из мелких служилых по прибору, из стрельцов-староверов, – откликнулся тут же монах. – Отмечен за храбрость под каменной крепостью Нарвой да по ранению тяжкому отпущен пахать государеву землю на Смоленщину.
– Далеко, однако, от Самары, – не унимался Коротков – любопытен ему новый человек.
– Помыслы Божьи неведомы нам, смертным. Не долго возделывал родитель пашню, притеснение вышло ему за старую веру. Поднялись люди с насиженных мест журавлиной стаей по осени, токмо тихо, без курлыканья, и тайными тропами ушли в сырые северные места. Но и там, в диком Заонежье, Господь не оставил их суровыми испытаниями. – Отец Киприан медленным движением руки поправил на седых волосах черный клобук, чтобы не съезжал на лоб, подергал широкими ноздрями горбатого носа – от бурлящего чугуна аппетитный запах рыбы и приправ.