– Много смелого люда ушло на восток искать вольную землю, да никто не пришел к нам с известием, что сыскалась. Никто не кликнул клич мужикам и не позвал за собой. Канули смелые, словно в пасть дьяволу, не к ночи будет он помянут, страшный. Верный слух бродит и среди здешних работных мужиков, будто есть она, эта страна вольности. Но где? Прошлым летом бежали с Магнитной горы трое рудокопов, да перехватали их под Троицкой крепостью, в кандалы заковали и в Рудники опустили до скончания живота. Оттуда уже не сбежишь, к тачке цепью прикованный…
– Мнится мне, брат Емельян, ежели кто и сыскал заветное Беловодье, то страх имеет в душе, возвратясь, вновь угодить в барскую или заводскую неволю. Для того ради и веду с собой отрока. Из этого птенца добрый сокол с годами может вырасти, с крепкими крыльями и зорким глазом. Час придет, и прилетит он на Русь, кликнет обиженный люд за собой… В то крепко верую, ради этого и кладу последние шаги по земле.
– Бог вам в помощь, святой отец, – наклонил бородатую голову Емельян. – Только в зиму нашими краями идти вам – верная и неминуемая смерть: первая же добрая метель погребет вас навечно в каком ни то распадке.
И порешили так: Добрыню Емельян пристроит у знакомого богатого казака в крепости за скотом ходить, а Илейка по дому будет помогать хозяйке.
– А как минет лихая зима – так и сопровожу вас вверх по Яику с нашими обозами. Достигнете Троицкой крепости, а там по реке Уй плыть вам преспокойно до реки Тобола многие версты.
Укладываясь спать, отец Киприан долго отбивал поклоны перед походным складнем, поминал в молитвах погибших побродимов Вавилу и Евтихия, благодарил Бога за то, что так все хорошо устроилось перед тяжкими зимними месяцами.
Рядом, разметав руки, улыбался во сне Илейка, безмятежно похрапывал Добрыня – с ним из темного запечья перекликался неугомонный сверчок.
Глава 5. Тяжкие версты Сибири
Отпуржила, отгуляла сердитая и капризная матушка-зима по ущельям Каменного Пояса, отплясала обильными снежными заносами, а потом притомилась, прилегла толстым снежным покровом и, чувствуя приближение погибели, начала исходить мартовскими холодными слезами. С крыш свесились хрупкие сосульки, набух влагой снег, потекли первые, невидимые до времени ручьи по оврагам и суходолам, а через недели широким апрельским раздольем разлилось по долинам половодье.
Едва схлынули вешние паводки, как на север от Магнитной горы потянулись рудные обозы. С первым из них и выехали отец Киприан с побродимами. Без малого двести верст протряслись вдоль Яика, пока дороги не разминулись – обозу ехать на Юрюзанский завод, а побродимам бездорожьем топать к верховьям реки Уй.