Филиппом звали старого деда на тайном займище беглых, куда почти одновременно с ватагой пришли два мужика, навещавших с доглядом неблизкий город Омск.
На глинистом откосе среди густых кустов остался дозорцем Игнат. Отсюда Иртыш просматривался на север, к Омску, верст на пять. Остальные отошли к лесу и полегли кто где.
Отец Киприан с кряхтением опустился на колени, тяжело стащил с плеч котомку, прилег рядом с Илейкой. За минувшую весну отрок заметно повзрослел, и монах давно не видел в его глазах полудетских слез, вызванных тоской по дому или горечью утраты отца и деда, как это часто случалось по ту сторону Каменного Пояса. И только по Добрыне с Евтихием тосковали оба одинаково, и старый и малый.
Тень от леса дотянулась уже до берега и вместе с тенью обрыва упала на медленную воду, зато правобережье все еще алело в лучах заходящего солнца. Там широко раскинулась Барабинская степь, безлюдная, необжитая.
– Атаман! – послышался из кустов ликующий голос Игната. – Идет наше корытце!
Илейка мигом, а отец Киприан с заметным усилием поднялись на ноги. По реке, преодолевая течение, шла барка. Медленно поднимались и падали в воду длинные весла. Косой треугольный парус жадно ловил ветер со стороны Барабинской степи и надувался, когда порыв был достаточно сильным. Если ветер стихал, то парус обвисал на мачте опорожненной торбой за плечами всюду гонимого от жилья бродяги.
Более часа барка была видна, потом ее закрыл от ватажников заросший кустами берег, и только Гурий и Игнат видели, как, дойдя до знакомого места, хозяин парусника распорядился повернуть к знакомому откосу берега и убрать весла. Крепкими веревками притянулись к массивным камням, спустили на песок шаткие сходни.
Ватажники по знаку Гурия затаились, опасаясь нечаянным словом выдать свое присутствие.
Еще через полчаса из-под обрыва потянуло запахом дыма: гребцы с барки готовили ужин, чтобы успеть за короткую майскую ночь набраться сил еще на один дневной переход. А сколько таких переходов будет до верховий Иртыша? Много, на все лето хватит. Мужики, отправленные в партиях по три десятка на каждой большой барке с военными грузами для далеких крепостей, возвращаться будут уже поздней осенью, проедая немногие рубли, которые казна выдаст им за тяжкий прогон.
Илейка присунулся к краю обрыва, отогнул куст полыни и увидел на приречном песке десятка полтора солдат. Чуть в стороне, ближе к обрыву, у костров расположились гребцы.
При виде царицыных слуг Илейка невольно стиснул кулаки. «Дома наших мужиков побили, и у Беловодья их набирается беглых ловить да поселения жечь из пушек. Неужто не осилит ватага солдат, поляжет на песке?..» Не додумал мысль до конца, отполз от берега. Какое-то время колебался, пересиливал страх, – легко ли решиться пойти на бой первый раз? И все же решился, прошептал монаху: