Старец Устин покряхтел, повозился на низенькой лавочке у костра, надолго замолчал, опустив бороду на истрепанную домотканую рубаху.
«Не хочет обидеть, выказав неверие в Беловодское царство, – догадался отец Киприан. – Для них слух о Беловодье подобен далекому степному мареву: тяжко стало – и слух тот заклубился перед глазами, манит вперед, а чуть пригрело солнышко – им уже и довольно, никаких далей не надо…»
Устин словно разгадал его мысли:
– Не погнаться бы нам, святой отец, за двумя зайцами… бессъездно живем здесь добрый десяток лет. Уйдем отсюда, а обжитое место другие беглые займут. Да и как уйти, толком не ведая, что нас ждет там, за горами да песками нехожеными? Угодим еще в иноземное рабство – лучше ли будет?
Отец Киприан смолчал: «Знать, еще не прижало вас горькое лихо, от коего с закрытыми глазами побежал бы на край света и дале», – подумал он. Усмехнулся про себя – до края света он уже добежал. И что же? Осталось ступить за край этого света – в иной, неведомый край. Ради того, чтобы самолично познать, а есть ли там желанное Беловодье, он готов идти дальше, если и погибель суждено там найти…
– Стало быть, мне первому в неведомый омут нырять, – проговорил конец своей мысли вслух отец Киприан.
Старец Устин хмыкнул в сухой кулак, смущенно пожевал губами, долго смотрел на монаха сбоку, словно хотел запомнить его сгорбленную фигуру у костра и этот задумчиво-печальный взгляд на тухнущие головешки. И вдруг раскрыл важную тайну.
– Известна нам, святой отец, малохоженая тропа пообок Катуни, – зачастил старец, словно боялся прервать начатый разговор и умолкнуть, а может, хотел оправдать свое недавнее равнодушие к поиску всем желанного царства Белых Вод. – Той тропой кочевые ойроты с южных склонов Алтайского Камня хаживают, иной раз и до Бийской крепости, выменивая перед этим у джунгарцев пушнину для продажи россиянам в наших поселениях. О той тропе прознали мы от бугровщиков и бережем ее на лихой час, если отсюда придется бежать и дале в горы. Ею вам и надобно идти. Иначе закружит вас нечистая сила, сгинете в каменных ущельях, заблудившись безвозвратно.
Укладываясь спать на тесной лавке низкой избушки, отец Киприан и Илейка слушали, как из кузни доносился запоздалый перестук молота – это Аникей готовил новые подковы, чтобы поутру перековать коней побродимов перед тяжкой горной дорогой.
Глава 5. Один на пути в неведомое
Едва различимая горная тропа то прижималась к обрывистым влажным берегам Катуни, то удалялась, чтобы обойти очередную вздыбившуюся к облакам гору. Подковы, скользя, высекали искры, фыркали притомившиеся кони, а над ущельями парили горные орлы, бесшумная тень которых пугала осторожных архаров.