Есаул огорошил ответом:
– Не у меня, а у государя Петра Федоровича к тебе дело. Шагай за мной не мешкая!
Ноги едва не подкосились у Ильи Арапова: как услышал такое, так и обмер, плеть уронил в истоптанный снег.
– Шуткуешь, казаче? – только и нашелся переспросить посланца, поднимая плеть со снега.
– Не ряженые мы с тобой, чтоб балаганить. Сказано – государь кличет в военную коллегию, – и, припадая на правую ногу, пошагал вдоль заснеженной и унавоженной конским пометом улицы к лучшему в Берде дому-пятистенку с голубыми ставнями. Арапов шел и, кроме широкой спины есаула и алого пояса на полушубке, ничего не видел. В голове подранком билась тревожная мысль – как проведал об нем государь Петр Федорович? Зачем кличет? Да еще в военную коллегию! Знал, что не спускает он промашек своим полковникам и атаманам, крут и скор бывает на расправу, ежели кто ослушается или что сотворит непотребное.
«Господи, какой же за мной грех? – казнил себя догадками Илья Арапов. – Не воинский начальник я, чтоб в сражении обмишулиться, и не разбойничал, провиант добывая бузулукцам…»
С тем и вошел в просторную горницу, полную государевых сподвижников. Есаул не отважился сопровождать его дальше крыльца со стражей. Никого толком не разглядев, едва не у порога Арапов рухнул коленями на пол, затоптанный и в мокрых пятнах от подтаявшего с валенок снега.
– Зван и явился, батюшка-государь, раб твой Илья Арапов, – а глаза поднять не осмелился, чтобы взглянуть в лицо государя Петра Федоровича. Да и как, ни разу еще не видев вблизи, распознаешь его в такой, почти одинаково разодетой толпе казачьих атаманов, полковников и генералов? Еще оконфузишься да отведаешь плетей…
Будто откуда-то с высоты послышался густой и чуть насмешливый голос:
– Будешь-то чей, казак? От какого барина сбежал под мое знамя? Кому прежде служил?
Илья Арапов ответил не раздумывая:
– Не было у меня законных хозяев, государь-батюшка, а сидели на моей шее лихоимцы. В отрочестве – Демидов Никита, что в Калуге заводы содержит, до нынешних дней – новопосаженный помещик бузулукский Матвей Арапов, из бывших неплюевских толмачей. Он дал согласие платить за меня подушный оклад, когда приволокли меня, пойманного без бумаг, к начальству Оренбурга. По нему и писался Араповым. Твой я теперь, государь, и готов по гроб верой-правдой служить.
Государь поднялся с лавки, двинул ее ногой, чтобы не мешала, обошел вокруг длинного стола с бумагами и картой. На середине стола Арапов приметил громадную из серого мрамора чернильницу в виде сидящего льва с открытой пастью, а в пасти той – три заточенных пера белого гуся.