– Ну-тка, покажись, каков ты?
Илья вновь оробел, замешкался встать, и тут же чья-то крепкая рука не слишком ласково потянула его за воротник – затрещали суровые нитки. Спасая полушубок, Илья Арапов проворно поднялся. Ростом он мало что ниже государя оказался, да и годами, пожалуй, вровень будет. Но у Петра Федоровича борода – будто смоляная, на которую в пору бабьего лета успело прилепиться с десяток-другой серебристых паутинок. И глаза темные, пронзительные, а в уголках глубокие морщины – отпечаток жизненных невзгод.
«Не солгать такому, вмиг прознает, ведун черноглазый! – У Ильи Арапова испарина выступила на висках. – Но каков за мной проступок?» И он, не дрогнув, выдержал взгляд государя, только руки выдали волнение, комкали лисью шапку, не зная, куда ее сунуть.
– Сказывал мне атаман Андрей Афанасьевич Овчинников, что смел ты в сражениях. И будто разум добрый имеешь, очертя голову не кидаешься, словно бык на красную тряпку. То весьма похвально. Дам я тебе, Илья Арапов, атаманское звание, дам и свой именной указ к народу. И ехать тебе с дюжиной казаков, что под началом есаула Кузьмы Аксака, на взятие крепостей Самарской линии. Возьми бузулукцев, кои с тобой в Берду прибежали. И быть тебе, атаман, накрепко на Волге в городах Самаре и Ставрополе. Да недреманно следить каждый шаг вражеских войск и меня об их появлении уведомлять не мешкая, ради бережения главной моей силы здесь, под Оренбургом.
Государь стоял перед высочайше пожалованным атаманом, широко, по-мужицки расставя сильные ноги в добротных сапогах. Руки положил большими пальцами за туго стянутый на талии желтый пояс.
«Вона как получилось, – подумал Илья Арапов, сдерживая радостный вздох. – Не на казнь позван, а милостью отмечен!»
– Страшишься, атаман? – И глаза Петра Федоровича посуровели: заметил, как сменился в лице новый атаман.
– Нет, государь, страха в душе не имею. Давнее вспомнилось теперь, отжитое и отболевшее. Тому двадцать лет назад с беглым монахом прошел я почти всю Русь, от Калуги и за Алтайский Камень. Видел много горя и много раз слышал, как сетовал народ: нам бы атамана башковитого и зоркоглазого! Отыскали бы заветное Беловодье, землю вольную, боярам неведомую, да и зажили бы там счастливо. Не было в Ромоданове тогда такого атамана, и не открылась мужикам желанная воля. С тобой, государь, верую – нашли бы!
Петр Федорович потеплел взглядом, неожиданно положил тяжелую руку с золотым перстнем на левое плечо Арапова.
– Вон ты каков! То славно, атаман, что душою непокорен и к воле устремлен. Верю, служить мне будешь честно, а я о тебе озабочусь вниманием и лаской… Довелось и мне в годину скитаний не единожды слышать о свободной земле, Беловодье. Да другая дума на сердце легла… Говоришь, атаман, что прошел всю Русь? Стало быть, очами своими зрил, сколь много исходит из-под земли родников народного гнева. И вот когда сольются те родники в ручьи, ручьи – в реки, а реки стекутся в море – вот тогда и пробьет заветный час, и будет на всей Русской земле желанное Беловодье, царство мужицкое!