Маркел не сразу даже сообразил, что вопрос задан на родном языке. Он посмотрел вслед поспешно отъехавшему хивинцу и непроизвольно, все еще будто в чадном угаре, откликнулся:
– Я-то с Яику, а караванщики из Самары.
Сотник обернулся к рыжеволосому товарищу, радостно сказал:
– Ты слышь, Пров! Земляки наши в Хиве объявились! Вот благо – своего из петли вынули.
Пров что-то неразборчиво ответил, а сотник, уже отъехав с десяток шагов, обернулся в седле и прокричал обескураженному казаку:
– Не бродите больше по одному – не тот час! А купцам скажи, пусть ждут к вечеру, наведаемся в гости непременно!
– А что ж, приходите, – только и нашелся ответить Маркел и тут же попятился за калитку: из-под конских копыт вдоль улицы тучей пошла белесая едкая пыль.
На подворье вышел улыбающийся Рукавкин, полюбопытствовал:
– С кем это ты разговором перекинулся? – присмотревшись к Маркелу, посерьезнел лицом. – Да что с тобой? Точь-в-точь выходец с того света! – выслушал торопливосбивчивый рассказ казака, в досаде плюнул на пыльную землю. – Вот мерзость человеческая! На живых людей охоту учинили, аршины заморские! Ведь могли увезти, и мы не знали бы – кто, куда! Где тебя искать? Канул бы как в прорубь. Похоже, что сколько нам ни жить здесь, а подлости от баев не будет конца, – и повернулся в дом рассказать о происшествии самарянам и казакам да предупредить Герасима, чтобы приготовил достойный ужин.
– Тоже самарянин, ты сказываешь? – переспросил Родион. – Да еще на воинской службе?
– Тут есть о чем нам подумать, – негромко проговорил Данила. – Быть может, и нам в чем посодействует.
Сотник – выше среднего роста, с отменной выправкой всадника, курносый и толстощекий – вошел во двор уверенной походкой, поздоровался со всеми крепким рукопожатием и назвался:
– Семен, Касьянов сын, а прозвищем Квас, ханский сотник, был в городе Хазараспе, что к югу от Хивы, на реке Амударье.
Данила Рукавкин радушно повел гостя в передний угол, где на ковре стоял самовар, в изобилии приготовлено жареное мясо, рыба, душистый мед, фрукты и штоф гданьской водки.
При виде штофа Семен махнул пальцами по обоим усам сразу, крякнул и с восхищением проговорил, чуть заметно картавя:
– Благодать вам, братцы! А среди этих мусульман, право, и запах водочки не унюхаешь. Разве что во сне привидится, будто забрел в наш прокопченный кабак да и спустил всю амуницию до гуньки! Эх, было времечко, да кануло тяжелой гирькой в холодную прорубь, только – бульк, и больше ни звука! Дома, бывало, грех под лавку, а сам на лавку.
Ели и по российскому обычаю пропускали по нескольку добрых глоточков то под мясо, то под рыбицу, то как оно закусится башкирским медком или заестся здешними орехами.