– Зачем же? – удивился Данила Рукавкин. – До той поры был он вольным человеком, а теперь в услужении у хана Каипа!
– Опасение у меня возникло, как бы Пров не огласил его, что был Михайло вместе с Эрали-Салтаном при сговоре с сотником Семеном. Могли в плен забрать или лишить головы тут же, а то и бросить в сухой колодец на тяжкую медленную смерть от жажды. Когда хан Каип лично одарил меня и Михайлу лучшими скакунами в награду, приметил я, сколь злобно покривилось лицо у Прова от черной зависти. К великому счастью для нас, и его хан не обошел подарком – дал горсть золотых таньга и позволил взять в подчинение сотню хивинских нукеров, которые остались без предводителя после сражения у стен Чапа. И сказал при этом: «Я думал, что врешь ты, урус, на Семена. Беду навлекаешь на его голову, чтобы место сотника занять. Потому и повелел держать тебя около шатра повязанным и под стражей, пока твой бывший соотечественник и в самом деле не бросил всадников на ханскую ставку. Служите мне, урусы, и дальше преданно, я о вас заботиться буду и приближу к себе».
Родион Михайлов крякнул в кулак, насупил русые брови, сказал в медленном раздумий:
– В толк не возьму. Так что же получается, это Пров замысел Семена выдал хану? И тем погубил весь отряд?
– Так и было на самом деле, – подтвердил усталым голосом Лукьян. – Он ночью увел меня из сотни в степь, будто в дозор, а сам поспешил к хану с доносом. Зачем понадобился ему я? Должно, хочет сделать меня своим единомышленником и соучастником. Когда возвращались в Хиву из-под Чапа, он между делом сказал, что хорошо бы целую сотню нукеров собрать из беглых россиян, у дворца ханского встать поближе, выждать удобного часа да и посадить на трон кого-либо из своих людей.
– Проверял, думается мне, – высказал опасение Григорий Кононов. – Выведать хотел, верен ты хану Каипу или, как Семен, готов переметнуться к киргиз-кайсакам. Богу молись, а к берегу гребись, брат!
– Как знать, – неопределенно ответил на это Лукьян и в раздумий качнул головой, выказывая тем свои сомнения. – А то и так может поступить, как умыслил: посадит на трон кого-нито из знатных вельмож хивинских, а сам под себя все войско возьмет, главным сердаром-воеводой сделается. Вот и слава ему будет, и почет. Да и собственная казна изрядно таньгами наполнится. Было уже такое, сказывают, в здешних землях.
– Краденая кобыла всегда дешевле купленной, – буркнул Лука.
Уже прощаясь с россиянами, Лукьян сказал доверительно:
– Порешили мы с Михайлой, если будет каравану из Хивы обратный путь, то уйдем с вами вместе. Проберемся на Яик уже не как беглые, а как вольные люди. Дадим задаток алчному атаману, и он впишет нас в свое воинство под другими именами. А нет, так на службе у Нурали-хана останемся. Все ближе к России, и не у врага ее, вдруг для какого полезного дела сгодимся.