В неделю раз Якуб-бай, неизменно бодрый и веселый, приезжал к россиянам, вводил вороного коня во дворик под присмотр дежурного казака и, встреченный Данилой Рукавкиным, входил в дом к готовому уже самовару, делился новостями и сообщал, что ему уже удалось сделать.
– Ханский шигаул Сапар-бай за доброе подношение согласился еще раз переговорить с Утяган-беком в надежде сообща склонить Каип-хана к дружбе с Россией, видя в этом несравненную выгоду для Хорезмской земли, и в первую голову здешнего купечества и ремесленников.
– А что ты ищешь в Хиве? – допытывался Данила. – Видели тебя наши купцы и сказывали, будто едва не в каждый богатый дом стучишься ты, просишь встречи со знатными людьми. Каков твой замысел?
Якуб-бай учтиво, после обильного чаепития откинувшись на подушку, рассказывал, что ищет он верных людей, готовых не устрашиться ханского гнева, встать перед ним и выказать ему твердую готовность содействовать сближению с Россией, заведомо зная, что вряд ли их слова придутся по душе недоверчивому владыке Хорезма.
– Один же я, почтенный друг Даниил, перед ханом буду подобен мухе, которая в шумном караван-сарае пыталась бы что-то прокричать в ухо старому верблюду.
Григорий перевел эти слова и горько улыбнулся, добавил от себя, адресуя караванному старшине:
– Да и станет ли хан слушать ближнего друга им же убитого Куразбека? – И вновь продолжил пересказывать слова Якуб-бая: – Надо собрать много людей, которые ищут дружбы с вашей большой страной. Да увидит тогда хан, что и в нашем лагере не меньше сил, чем у тех, которые вместе с Елкайдаром отговаривают его от мира с Россией, страшась кары, а то и просто пугая ею хана за давно содеянное Ширбеком зверство над Черкасским.
– Тяжко тебе придется, почтенный друг, – посочувствовал Родион. После возвращения в Хиву он, как и Данила, доверил свои товары Аису Илькину, и тот неспешно расторговывал их в Хиве и по соседним городам. Родион едва ли не каждый вечер подсчитывал, велик ли убыток получается, будет ли Кандамаев в гневе за его самовольный уход с караваном в чужую землю.
Якуб-бай ответил, что городов в Хорезме много, стало быть, сыщутся и смелые люди, дело только во времени и старании.
Расставались с надеждой, что следующая встреча уже подарит приятное известие.
В середине июля, когда после звенящей в ушах дневной жары к вечеру стало чуть-чуть прохладнее, россияне повыползали под айван в надежде хотя бы на легкое дуновение ветра. Вдруг со скрипом открылась калитка, и во дворик, с конем на поводу, вошел, пошатываясь, будто истощенный призрак, Малыбай.