— Кэндис пойдет, — добавляет Зак на тот случай, если общение с Кэндис сработает как приманка.
— Не знаю, — отвечает Тик. — Может быть.
— Может быть, — повторяет Зак, глубоко вздохнув, словно понятие «может быть» требует щедрой добавки кислорода для лучшего усвоения. Он придвигает к себе пластиковую коробку для еды, кончиком большого пальца приоткрывает ее за уголок, и воздух опять наполняется вонью. — Я сильно изменился с прошлой весны, — говорит он.
— Кэндис говорит то же самое, — сообщает Тик, чтобы он не сомневался: его послание доставлено по назначению. От мерзкого запаха ее тошнит, а Зак, кажется, ничего не чувствует.
— Меня реально злит, что ты не хочешь дать мне второй шанс, — выпаливает он.
У них уже был об этом разговор. Зак трепетно, истово верит во вторые шансы. А также в третьи и четвертые. Тик подозревает, что это связано с его увлеченностью спортом, когда ни постоянные промахи, ни даже идиотское поведение не мешают тебе играть дальше. Тебя могут отстранить от игры на матч или два, но пожизненного запрета в спорте не существует, а значит, по его разумению, он уже отсидел достаточно на скамье запасных, и теперь она нарушает правила, норовя увеличить для него меру наказания вопреки уставу лиги. Когда он говорит, что злится, он не шутит. Тик это отлично видит. И ему даже в голову не приходит, что его злость служит доказательством против него. Кто бы не разозлился, хотел бы он знать. В конце концов, это типа несправедливо. Когда парень разозлит тебя, пнешь его под зад, а если он снова полезет, наваляешь ему как следует. Потом вы пожмете друг другу руки, и дело с концом. С девочками же никогда не знаешь, где потеряешь, потому что правила все время меняются. Она говорит «может быть», а про себя думает «да пошел ты».
Расстроившись, он теперь жалеет, что отослал прочь Джона Восса, догадывается Тик.
— У меня идея, — говорит Зак. — Давай позовем на матч твоего нового бойфренда. Эй, Урод!
Парень не откликается.
— Он что, глухой, — как бы размышляет вслух Зак, — или он думает, что здесь два урода?
«Два», — сказала бы Тик, но сдерживается:
— Не надо, Зак. Оставь его в покое.
— Эй, Урод, — опять зовет Зак. — Не прикидывайся, будто не понимаешь, с кем я говорю. Повернись лицом.
Парень разворачивается на стуле. На них он не глядит, но, как всегда, изучает пол.
— Так-то лучше, — говорит Зак.
— Зак, — Тик сожалеет, что ее голос звучит слишком умоляюще, — не заводись.
— Я завожусь? Я лишь хочу пригласить его на нашу тусовку после футбольного матча. Что в этом плохого?
— Тебе не это нужно.