А кроме того, новый широкоэкранный ящик не избавит от диспропорции, «хороший» телевизор и «фиговый» как были, так и останутся. С единственной разницей: то, что раньше люди считали хорошим и большим, превратится в фиговое и маленькое. Наибыстрейший способ обзавестись новым желанием, полагала Беа, — удовлетворить прежнее, и с каждым разом новое желание непременно будет дороже предыдущего. Поддайся она сдуру своим клиентам сегодня, еще неизвестно, что им взбредет в голову завтра.
Другой причиной не вкладываться в широкоэкранный ТВ был Уолт Комо, он приставал к ней с этим настырнее, чем все посетители разом. Сегодня он заходил ненадолго посмотреть матч с «Патриотами» и, как обычно, не закрывал рта. У него в фитнес-клубе гигантский экран, и Беа будет последней дурой, если не купит такой же.
— Если он тебе так нравится, иди смотри футбол там, — предложила она.
Она считала, что для человека, который пьет только минералку и никогда не оставляет чаевых, Уолт Комо слишком часто дает советы. Ей оставалось лишь надеяться, что решение ее идиотки дочери выйти за него не продиктовано тем, что Жанин позарилась на деньги, потому что за долгие годы Беа навидалась вот таких Уолтов Комо и знала, какие они скупердяи. По ее прикидкам, дочери придется биться за каждый ломаный цент.
Разумеется, Жанин по-прежнему утверждала, что ее интересует только секс, — высокомерным тоном, словно намекая: ее матери даже не стоит напрягаться, чтобы вникнуть в нечто столь чуждое ее личному жизненному опыту. Беа не была настолько невежественна по части этих радостей, как воображала Жанин, но полагала, что секс — штука слишком эфемерная, чтобы компенсировать прочие недостатки Матёрого Лиса, и вдобавок сомневалась, что заниматься сексом с мужчиной, у которого настолько тощие ноги, так уж невероятно потрясающе. Вчера на стадионе Беа показалось, что у голубков возникли разногласия, и она робко понадеялась, что так оно и есть. А вдруг ее дочь прозреет, прежде чем станет слишком поздно. Но сегодня Беа не была склонна предаваться пустым мечтаниям. Даже если Жанин и прозрела, она в этом никогда не признается. Упрямство и вредность были теми скрепами, что сформировали ее характер еще в раннем детстве, и Беа давно оставила попытки вразумить дочь, для которой всегда было самым главным взять верх. Она была из тех, кто высказывает самые противоречивые мнения, чтобы в итоге с наслаждением выдать: «Я же говорила».
Когда со вторым дневным матчем закруглились и канал после двухминутной рекламы пригрозил очередным выпуском общественно-политических «60 минут», «Калллахан» опустел и затих, к облегчению Беа. Клиенты помчались домой ужинать, и через часок кое-то из них опять притащится смотреть вечернюю игру — как правило, со слабыми командами, — и смотреть на эти жалкие сражения интересно было только самым упертым болельщикам. Впрочем, Эмпайр Фоллз славился своей упертостью, и Беа считала себя истинной представительницей родного города. Разумная женщина давно бы продала бар и на вырученные деньги переселилась в Фэрхейвен, где открыли дом для престарелых с уходом и прочими прелестями; заведение пустовало на три четверти, поскольку мало кто мог эти прелести оплатить. Беа не помешал бы чертов уход, и мысль о том, что пора бы дать отдых отекающим ногам, с каждым днем становилась все заманчивее. Как было бы хорошо, если бы иногда ей растирали ноги. Прошлой весной она наведалась в «Леса Декстера», когда там устроили день открытых дверей, и ей понравилось, но ее поразило, что почти всем обитателям дома престарелых требовалось куда больше ухода, чем ей. Сами они толком не могли ни ходить, ни помыться, ни пописать, ни порезать мясо на тарелке, ни прожевать его, и Беа охватил смертельный ужас: переберется она в этот дом и станет такой же, как все тамошние. Тем не менее она подумывала снова туда съездить, чтобы проверить, не появился ли в заведении кто-нибудь новенький, способный бороздить пустынные коридоры без помощи алюминиевых ходунков.