— Разве не ты постоянно твердишь, что я ничем ей не обязан? — напомнил Майлз. — А кроме того, я не уверен, что существует хоть что-то, чего она не может сделать, особенно если постарается.
— Положим, ты прав. Но не лучше ли прояснить ситуацию заранее, а не тогда, когда будет уже поздно?
— Я бы предпочел дождаться ее отъезда на зимовку. Не понимаю, почему она медлит, и все думаю, не из-за нас ли.
— Скорее это связано с комиссией по градостроительству, — здраво предположил Дэвид. — Говорят, на этой неделе к ней зачастили визитеры.
— И снова в черных лимузинах с массачусетскими номерами?
— Окей, — сдался его брат. — Но если она и впрямь что-то подозревает и намерена создать нам проблемы, выясни это прежде, чем начнешь занимать деньги и подписывать бумаги. Когда она узнает обо всем, может, наконец подвинется и согласится на алкогольную лицензию и тебе не надо будет трогаться с места.
— Я не поступлю так с Беа.
— Да, ты не поступишь. Но вдумайся, скоро все выйдет наружу. Ты не умеешь хранить секреты.
Разубеждать его Майлз не стал. С тех пор как он опознал Чарли Мэйна на газетном снимке, он никому не проронил об этом ни слова, хотя случившееся перевернуло его жизнь. Тем воскресным утром он почувствовал, как новое знание пускает корни внутри него и тычет своими щупальцами во все части его тела. Они с братом никогда не разговаривали по душам, и не это ли помешало ему поделиться с Дэвидом своим открытием? В длинном списке тем, что они долгие годы обходили молчанием, мать всегда занимала первую строчку, так что, наверное, неудивительно, что он таился от брата. Либо его удерживало иное соображение: а вдруг Дэвид знает, и давно, — и когда Майлз вывалит ему всю правду, он лишь скажет: «Господи прости, Майлз, до тебя дошло только сейчас?»
Было бы проще поведать эту историю отцу Марку, но почему-то Майлз и ему ничего не сказал. И даже хуже: с того дня, когда он скреб южную стену, представляя, как отец Том посылает его мать через Железный мост совершать покаяние, в Св. Кэт он больше не появлялся. И не знал, вернется ли когда-нибудь, и не только в церковь, но и в ректорский дом. Щупальца открывшейся тайны опутали и его прежнюю дружбу с отцом Марком, выжав из нее радость до капли. Священник навещал его в больнице, но просидел недолго и казался рассеянным. В тот день, когда отец Том пропал, их общение уже не было легким, как раньше, — возможно, потому, что оба считали, что подвели друг друга, не подумав хорошенько, на что способны два старика. Если дело было только в пристыженности, со временем это пройдет, но Майлз опасался, что все куда сложнее. На данный момент он был уверен, что церковь — по крайней мере, в лице ее представителя, отца Тома — не только не помогла его несчастной матери, но лишь еще глубже ввергла ее в отчаяние, и отныне он твердо решил идти своим путем, как Грейс в свою пору.