— Ладно, хорош пылить, — потер свой глаз Кирилл. — Как бы там ни было, нам надо научить их избегать вот таких «агрессивных переговоров». Средство только одно — повышать уровень окситоцина в крови человечества не за счет накопления ценных бумаг, а за счет душевного богатства.
— Ага, и пусть это будет мир, где матери легко переносят плач своих детей.
— Ключевое слово — мир. Зато все будут эмоционально близки, а значит — в безопасности, вот что важно для удачных переговоров. Для нас важно, чтобы корабль выполнил поставленные перед ним задачи, — снова посмотрел тепло на лаборантку Кирилл. «До чего же хороша!»
— Да, но переговоры давно уже ведут не люди, а бренды. Попробуй их развести на эмоции?
— Осталось выбрать, на чем разводить. Среду. Наконец-то до тебя дошло, чем мы занимаемся. Чем занимаются твои подопечные Амор, Эсперанца и Фе.
* * *
— Война — как инсульт, конфликты, как микроинсульты, они в свою очередь выражаются долгим восстановлением чувствительности. Все это время разрухи и восстановления люди живут без чувств.
На слове «чувствительности» Мефодий посмотрел на Матильду, которая сидела, как всегда, на первой парте и приняла это как должное, как аспирин от тяжелой головы. «Извините, не выспалась, какие могут быть чувства».
«Сразу видно, девушка тяжелого поведения, не какая-нибудь дешевая танцовщица. Дорогая, — положительно заметил про себя Мефодий. — Как же хочется называть тебя дорогой».
— Люди считают бездарным, безнравственным, безумным любого, кто думает иначе, чем они. А в мире, который становится все более экцентричным, число «безумцев» растет в геометрической прогрессии. Например, когда между собой беседуют левое полушарие и правое, оба уверены, что их собеседник — идиот, ведь он собирает модель мира из деталей, которые другому кажутся малосущественными, и этот детский лепет, это детское Лего начинает бесить. Они не могут понять друг друга в силу того, что один руководствуется разумом, другой — чувствами. Логика отсутствует, потому что становится понятием слишком личным, частным, а не общественным, — продолжал лекцию Мефодий. — На самом деле никто и не собирался никого понимать. Зачем ему понимать кого-то, тут бы со своими понятыми разобраться, — все время отрывая свой взгляд от Матильды, пытался разобраться со своими понятиями профессор.
«Профессор, вы снова переводите все на шутку», — улыбнулась Матильда.
«Я бы мог перевести и на другой иностранный для вас язык».
«Ваш язык? Безусловно, для меня он будет иностранным. Тем более что у меня есть свой», — игриво показала ему кончик своего языка девушка. Поведение ее становилось из тяжелого легким. Она видела, что преподаватель запал, пользовалась этим, она держала его на кончике языка.