НЬЮ-ЙОРК: Все так, Соня. Именно поэтому мы частенько на «вы». «Вы» — та самая безопасная дистанция.
МОСКВА: Данила! Вы извините, что я о грустном, но «незнакомому» человеку, наверное, легче выговориться, сейчас период просто такой переломный, так сказать, когда наступает предел прочности и ломаться никак нельзя, в крайности впадать уже хватит и права на ошибку нет, а это сложно для человека, у которого первое слово было не «мама» или «папа», а «я сама», и в свои 29,5 надо учиться быть слабой, ну и далее, как в том эссе «про женскую силу».
Буду благодарна за анекдот, а то я, как всегда, начала за здравие, а закончила за то самое.
* * *
12.00
Словно пароходы у порта, фабрики и заводы коптили небо. Трубы жадно курили вейп. В общественных местах курить запретили. Когда же люди поймут, что атмосфера — это тоже общественное место? Пойми они это, перестали бы травить друг друга. Миру стало бы легче дышать.
Вонючая парадная Волоколамского шоссе. «Надо было садиться в Домодедово и заходить с Каширы». От свалки несло вороньем и мусором. Запах распада был тлетворный, будто завалили кого и, пытаясь похоронить, так и не смогли закопать как следует. Стоило только зевнуть, как за лесом потянулись бесконечные спальные районы, будто долгая прихожая коммунальной квартиры, забитая всяким плановым хламом по пути к кухне, гостиной, по пути к центру. Немного фонило от Митино, куда собирали ворованный металл и электронику со всех заводов, запазух, карманов и фабрик. Еще несколько взмахов и — МКАД.
Наконец-то Третье кольцо, этот брак по расчету Москве был необходим как воздух. Хоть как-то облегчить ее жизнь, избавить от бытовухи, привести себя в чувства. Точнее сказать — то, что от них осталось. Петропаша вспомнил все ее кольца. Первое — Садовое, когда замуж выходишь по глупости, второе — Бульварное, по любви. Пожалуй, это путешествие по Бульварному кольцу самое романтическое из всех. Петропаша невольно пролетел над бульварами: Гоголевский, Никитский, Тверской, Страстной… Сколько страсти было в этих прогулках, сколько зеленой листвы, исписанной стихами и смс-ками, сколько асфальта, вымощенного поцелуями… Бульварное кольцо с высоты вовсе не было кольцом, а скорее подковой на счастье, оброненной у Москвы-реки.
С высоты полета он узнал Большую Ордынку; едва стал снижаться, как ветер начал сносить его на Восток, в сторону Золотой Орды, лишь усилием воли ему удалось сдержать порыв, зацепившись за историю, за память архитектуры 18 века; он присел на перила Москворецкого моста, выиграть время, перевести дух. «С одной стороны — Орда Золотая, с другой — всякий кредит рано или поздно становится данью. С одной стороны — Большой Москворецкий мост, с другой — сталинские высотки. Семь Саград одной железной Фамилии. Их должно было быть 8, но Сталин умер, и восьмая стала Россией. Будто подпись под вечными недостроенностью, неустроенностью, неприкаянностью. Гостиница не прижилась и была снесена. Как обычно там, где не получилось ничего, — разбили сад. Ни хрена не могут, пока лично не проконтролируешь», — любовался Зарядьем ангел. Поправил крылья и, перелетев через мост, оказался у проходной Кремля, у главной его башни. Сделал пару взмахов и уже через пару мгновений сидел на звезде. Рубин был теплым, от лампы, что светила внутри звезды.