Хогл хихикнул, опасливо поглядывая на Короля гоблинов:
— Да ты просто древний рядом с этой крохой!
Джарет рассердился:
— Ты видно забыл о Трясине Вечного Зловония? А ну пошел вон! Вообще распоясались! Моя доброта меня погубит!
Хогл, испугавшись, скрылся, а Джарет продолжил свой монолог над спящей Сарой:
— Нас ждет прекрасный вечер, тот о котором ты мечтала, и которого у тебя никогда не было, Сара! Настоящий бал: красивое платье, приятный партнер по танцам и никаких забот, проблем и тревог. Только ты и я, звезда моего сердца. Больше не будет масок и свиных рыл под ними. И ты сама не захочешь, чтобы все закончилось, любовь моя! Уже зажгли свечи и музыканты настраивают инструменты. Жду тебя, Сара…
Он положил девочку на мягкий, пушистый мох и исчез.
Сара, очнувшись, долго не могла понять, где она. Было довольно свежо и она поежилась: было от чего, ветерок обдувал ее полуобнаженную грудь. «Спящая красавица проснулась» — подумала Сара, — «и принц рискует получить по голове», — добавила она, обнаружив себя в пышном бальном платье с глубоким декольте. Сумерки уже сгустились, вокруг нее летали мириады светлячков. Она услышала музыку и, не в силах устоять, пошла на ее звуки, словно это была флейта гамельнского крысолова. Ветви деревьев расходились в стороны, а кусты роз расплетали свои ветви, чтобы дать ей дорогу, превращая ее в зеленый тоннель, в конце которого горели заманчивые огни.
Он привел ее на террасу, манящую распахнутыми окнами, сквозь которые щедро лился мягкий свет. Она вошла в арочную дверь и ступила в бальную залу, украшенную гирляндами одуряюще пахнущих цветов.
«Я тут уже была когда-то!» — Сара попыталось вспомнить, но чувство нереальности, неповторимости происходящего не давало ей сосредоточиться. Хотелось не идти, а парить, а сердце колотилось в груди как птица от необъяснимого радостного чувства и предвкушения чуда.
В голове крутился ненавязчивый, но до боли знакомый мотив, от которого сердце пело. На секунду, словно тучка набежала, нахлынули странные тени сотен лиц в масках венецианского карнавала, скрывавшие не людей, а сказочных монстров, но тут же были развеяны чудесной музыкой без следа. А пугающее наваждение показалось страшным, но незапоминающимся сном, который оставляет ощущение невообразимого облегченья: не сбылось, не на самом деле.
В зале никого не было. Горели свечи, мягким светом освещая блестящий паркет и отражаясь в сотне зеркал, сквозь раскрытые окна доносился тонкий аромат роз и тяжелый экзотически-сладкий запах орхидей.
Шаг, другой… Шаги раздавались как стук сердца, а сердце трепетало, отсчитывая каждый звук, словно метроном. Напряжение стало настолько ощутимым, что, казалось, сейчас порвется невидимая хрустальная нить, обвившая грудь, а сердце выпрыгнет из груди, и взовьется как жаворонок в небо, разразившись трелью любви: к небу, к жизни, ко всему сущему.