Какое-то время Миша размышлял. Потом принял решение:
— Он выпустит Юлю. Под наши гарантии, что она не даст против него показаний.
Мне бы офигеть при этих словах, но я даже не удивился. Я знаю, до какой степени деформации доходят мозги оперов, когда долго служишь. Мне понадобились семнадцать лет, чтобы извилины хоть немного разжались.
— Миша, ты не понял, что Рефери — маньяк-убийца?
— У каждого свои недостатки, — отреагировал Бассурманов. — Кто-то любит погорячее.
У Брежнева ожила рация. Сигнал здесь и правда был. Рация прокашлялась и сообщила:
— Товарищ майор, мы снимаемся. Поступил приказ остановить операцию.
— От кого?!! — страшно рявкнул Михаил.
— От Коровяка. (Рация секунду молчала.) Без обид, майор. Мы такие же подневольные, как и…
Не договорила, отключилась.
— Генерал-полковник Коровяк — креатура Сквознякова, — выплюнул, выхаркнул Брежнев. — Тяжёлая артиллерия.
— Ты что, ФСОшный спецназ привлёк? Я же тебе говорил — оперов с Петровки, и только оперов!
— Оперов мне Иван Иваныч тормознул. Сказал, никакой огласки.
— Ну-да, ему же «сотрудничество» подавай, и чтоб всё тихо.
— Я вам не мешаю? — справился Бассурманов. — А то у вас секретные разговоры…
Краем глаза я видел, КАК он смотрел и на меня, и на Мишу, в полной мере впитывая наши негативные эмоции. Дать бы ему в зубы, лбом, да распускаться было пока нельзя. На его территории, в рамках его правил… Над Юлей всё ещё был занесён нож — это обстоятельство держало меня крепче любых верёвок.
Опять расхрюкалась рация:
— Товарищ майор, засекли дельтапланеристов. Не наши. Вмешаться?
— Нет! — заорал я. — Вам приказали валить на хрен, так и валите!
Я пальцем показал Мише на то, что заметил несколько секунд назад. Заметил, но сразу не смог сообразить, что ж это такое. Две серо-чёрные точки стремительно падали на нас с неба. Дельтапланы! Сейчас они были отлично видны, и конечным пунктом их траектории явно была крыша этого дома.
— Выполняйте приказ генерал-полковника, — подтвердил Брежнев. — Как поняли?
— Поняли а-атлично! — бодро отозвалась рация.
— Отбой.
Дюралюминиевые конструкции с размашистыми серыми крыльями, между тем, пикировали, такое впечатление, прямо на нас. Рефери вдруг толкнул меня на Мишу — так, что мы оба повалились, — выпрыгнул наружу и нырнул в люк с лестницей.
— Режь верёвки, быстро! — наклонившись к полу, я сунул Мише под нос свои руки.
Он больше не тормозил, и, славу Богу, у него был нож, а то провозились бы невесть сколько.
Свободен, наконец свободен, сказал бы Мартин Лютер Кинг, будь он жив. Мой час для этих слов пока не настал, наоборот, жизнь вскипела во мне, как морская волна, падающая на берег.