Этот вопрос озадачил меня еще сильнее первого. Боковым зрением я видел, как напряглись мои бойцы, слушавшие этот разговор. На вопрос бородатого ответа у меня не было.
– Тебе не нужна свобода? – только и нашелся я.
Бородатый усмехнулся, мотнул своей гривой.
– Предпочитаю обладать тем, что мне по карману, а у нас, рабов, знаешь ли, карманов вовсе-то и нет, – он развел руками, посмотрел на то подобие одежды, что было надето на нем сейчас. Я увидел, как частички коросты с его щеки забились под его ногти. – А раз нет карманов, значит денег нет тоже! Смекаешь? Расплачиваться нам с тобой нечем! Поэтому зря ты все это затеял, ой как.
– Нам нечем отблагодарить вас! – послышалось из-за спины бородатого.
– Да вас никто и не просил! – подхватил другой невольник.
Я поймал себя на мысли, что прямо сейчас с удовольствием съездил бы по этой бородатой морде. Хотелось, чтобы он заткнулся и больше не нес весь этот никому не нужный бред. Как только невольникам с латифундии могли прийти в голову подобные мысли? Что за ерунду он говорил!
– Опомнись, – я схватил бородатого за руку, схватил сильно, так, чтобы вернуть его в чувства. Казалось, как и Илай, этот человек не в себе. Но если Илай переживал кризис в слезах, то бородатый начал хамить и грубить, не до конца отдавая происходящему отчет. – Ты больше не раб, я не собираюсь требовать никаких денег за твое освобождение!
Из-за спины бородатого опять послышались недовольные возгласы.
– А если бы были деньги, ты бы взял? – напирал бородатый, потянув свою руку и высвобождаясь. – Или не взял?
– К чему такие разговоры…
– Помолчи! – бородатый перебил одного из моих бойцов, попытавшегося влезть в наш разговор.
Как и Рута, я попросил гладиатора не вмешиваться, приложив указательный палец к губам.
– Я не взял бы ни одного асса, не говори ерунду! Твоя свобода не стоит никаких денег! – заверил я.
В голове не укладывалось, неужто эти люди всерьез не понимали, что произошло? Мы были не на рабском рынке, мне не было необходимости называть цену выкупа, я всего лишь возвращал людям то право, которое они имели и которого их не мог лишить никто. Впрочем, бородатый вновь по-своему истолковал мои слова. Вернее сказать, мой ответ пришелся ему не по вкусу. Он нахмурился. Его глаза, прячущиеся за нестриженой, неровно спадающей к переносице челкой впились в меня, вопрошая.
– Ты хочешь сказать, Спартак, что мы, рабы на латифундии, не стоим даже одного вонючего асса? – прорычал он, теряя самообладание. – Хочешь сказать, рабы латифундисты не ровня гладиаторам?
Он продолжал нести всю эту чушь про мнимое неравенство, про выкуп и прочую ерунду, тогда как сам развернулся вполоборота, будто бы обращаясь к толпе застывших поодаль невольников-латифундистов. Я увидел, как в руках спятившего бородача мелькнул осколок камня, зажатый между пальцами в кулак. Он приготовился нанести удар, но я ударил на опережение. Удар пришелся наотмашь тыльной стороной ладони по покрытому коростой лицу. Изнеможенный годами пахоты на латифундии, бывший невольник рухнул наземь, плюясь кровью и осыпая меня проклятиями. Осколок упал у его ног. Бывшие рабы с латифундии, которые все это время не отпускали из рук палки и камни, замерли от неожиданности. Мои бойцы обнажили свои клинки. Все пошло не так, как я того хотел и желал. Я понятия не имел, какая каша творилась в головах этих людей, которые только что не оставили камня на камне от виллы своего доминуса и жестоко расправились с охраной виллы. Теперь они были не прочь затеять расправу над своими освободителями. На лицах бывших невольников застыла ярость. В их глазах читалось животное, не контролируемое ничем желание убивать. Я полагал, что с невольниками придется нелегко, но, похоже, не до конца понимал, насколько непросто все сложится на самом деле.