Я стоял над поверженным бородачом, между обнажившими клинки гладиаторами и рабами с латифундии, готовыми броситься в бой. Запахло жареным. Ситуацию следовало срочно спасать.
* * *
В моих бойцов полетели первые камни. Бывшие невольники бросились в отчаянное наступление с палками и камнями против холодной смертельной стали. Я отбил несколько брошенных в меня камней, на ходу оседлал Фунтика и отступил к своему отряду. Ничего не стоило приказать Руту выпотрошить из этих неблагодарных людей кишки наружу. Взамен помощи рабы латифундии отвечали нам совершенно черной неблагодарностью, всерьез решив, что могут взять нас числом и повторить с нами то же, что только что удалось сделать с охраной виллы.
– Заберем у них лошадей!
– Доспехи!
– Оружие!
Разгоряченная толпа рабов, размахивая палками, наступала. Со всех сторон на меня смотрели совершенно безумные глаза. Я видел Илая, еще полчаса назад рыдавшего и целовавшего мне ноги стоя на коленях, теперь невольник наряду со всеми схватился за палку и камень, чтобы снести мне и моим людям головы, дабы забрать все, что было при нас. Разговаривать о чем-то с этими людьми было нельзя. Все до единого, они находились в состоянии аффекта, не ведали, что творили, но теперь это не меняло ничего и не играло совершенно никакой роли.
– Прикажи, и я выверну наизнанку каждого из них, Спартак, – взревел Рут, гопломах вытянулся в струнку, готовый броситься в самую гущу толпы.
Отдавать приказ не пришлось. Дюжина сорвиголов, из тех, кто был поотчаянней, первыми бросились на нас. Среди них был поднявшийся на ноги бородач с окровавленным лицом. Он схватил выпавший из рук осколок камня, тот самый, которым невольник рассчитывал расправиться со мной накануне. Рут и еще несколько моих гладиаторов не оставили бывшим рабам ни единого шанса. Невольники пали, сраженные точечными ударами, захлебываясь в собственной крови. Вид поверженных товарищей сбил наступательный порыв с остальных. Извергая ругательства, осыпая нас проклятиями, не опуская палки, они шли вперед, но теперь уже не решались бить первыми. Вряд ли кто-то из бывших невольников хотел умирать, не успев распробовать столь долгожданную свободу на вкус. Выпад гладиаторов вернул опьяненному разуму невольников было утраченное восприятие реальности происходящих событий. Однако рабы не собирались отступать. Я не знал, что могло остановить их и что спровоцировало вспышку ярости, но резня у пепелища виллы их доминуса не входила в мои планы. Вовсе не хотелось пачкать свои руки в крови рабов. Для Спартака, лидера восстания, такой ход был бы непозволительной роскошью.