– В этих местах были проведены вылазки. Сто человек тут, сто там, всего тысяча сорвиголов в один миг обрели свободу, на которую не рассчитывали.
– И не заслуживали, говори, как есть, – вздохнул Рут.
– Ты прав. Эти люди не то, чтобы не заслужили свободу, они не заслужили самого права называться людьми, – охотно согласился я с гопломахом. – Но факт остается фактом, эти озлобленные рабы оказались на свободе. Здесь, здесь и здесь, – я указал на точки. – Как думаете, что произойдет дальше? У кого какие предположения?
Гладиаторы склонились над картой, тыкали пальцами в точки-латифундии, выдвигали предположения. Я терпеливо слушал, ожидал, когда из чьих-либо уст прозвучат слова более-менее похожие на правду. Аниций предположил, что рабы пожелают сохранить свободу как можно дольше, поэтому двинутся к Барию, откуда покинут Италию на кораблях. Предположение имело право на жизнь, открывался мореходный сезон, и невольники могли переплыть Адриатическое море, оказавшись на другом берегу, в Далмации или Македонии, откуда открывался путь во Фракию, Мезию, Дакию и множество других мест. Лукор предположил, что невольники двинутся на юг, к бескрайним просторам Луканин и Брутии. Он пояснил, что такой ход позволит рабам затеряться от римского взора и опять же сохранить долгожданную свободу. Тирн в своих размышлениях поддержал Лукора, но продвинулся еще дальше, считая, что невольники минуют Луканию и Брутию, а после переправятся на Сицилию или вступят в ряды киликийских пиратов.
Предложения имели право на жизнь, но ни одно из них не выдерживало критики просто потому, что мои полководцы размышляли с точки зрения обычных людей. Бывшие невольники латифундий таковыми отнюдь не являлись. Проблема лежала на поверхности – выброшенные в реальную, свободную жизнь, эти люди не были готовы к ней. Они действовали агрессивно, считая, что это единственно правильно. Убийцы, насильники, они помнили агрессивный и беспощадный мир до попадания в рабство, и мир этот стал еще более жесток, когда на их руках сомкнулись оковы неволи. Ожидать от таких людей логики было недальновидно и глупо. Озверевшие, безумные, многими из них двигала жажда мести, кого-то толкало вперед желание легкой наживы. Я помнил жестокость в глазах этих людей, когда они расправлялись с охранниками на вилле, и был уверен в своих выводах на все сто, а потому знал – невольники не постесняются своих намерений. Они начнут крушить, жечь, насиловать и убивать. Не имея никакой цели, не имея никакой логики.
– По мне все очевидно, Спартак, – говорил Рут, наконец решивший озвучить свое предположение на сей счет. – Рядом Аппиева дорога, весь этот сброд вывалит именно туда. Там жизнь, там крутятся деньги, гуляй не хочу. Представляю, сколько римлян поляжет от их рук!