— Ну! Прогресс налицо! — воскликнула Николь и, подхватив Лилиан под руку, попыталась вовлечь ее в некий произвольный танец.
— Ты что, сумасшедшая? — воскликнула Лилиан. — Отпусти меня сейчас же!
— Ничего, ничего! — приговаривала Николь. — Ты еще и на свадьбе моей потанцуешь!
— А что, уже пора? — обрадовалась Лилиан и вопросительно взглянула на Егора.
— Нет! Он тут совсем ни при чем! — махнула рукой Николь. — Я просто так, к слову сказала.
— Жаль! — разочарованно изрекла старая Лилиан, бесцеремонно разглядывая Егора. — Очень жаль!
Они были похожи, внучка и бабушка, и не только внешне. В них присутствовало нечто общее, и прежде всего — прямота суждений. Это в первую очередь обратило на себя внимание Егора.
Фирменный пирог Лилиан был подан на десерт, а прежде старая дама накормила их картофельным супом, заправленным зеленью и трюфелями.
После обеда, дав старой даме немного передохнуть, Егор приступил к расспросам.
Лилиан не знала причины, по которой ее свекор Людвиг Ла-Пюрель запрещал сыну выставлять некоторые свои картины, но то, что запрещал, помнила точно.
— Оттого я и злюсь теперь на Элизабет, — в сердцах сказала старая дама. — Ведь я ее предупреждала! Чуяло мое сердце, что не следует нарушать установленные в семье правила! Ну почему было ей не оставить эти три картины в покое?! А теперь вот… — Лилиан махнула рукой совсем как Николь, заставив Егора невольно улыбнуться и этому сходству.
К его огорчению, Лилиан действительно мало что знала о коллекции картин, перешедших по наследству ее мужу. Сказала только, что она принадлежала его прадеду Семеону Травинскому, русскому по происхождению. Он был очень богат в свое время и в тридцатилетием возрасте неизвестно по каким причинам перебрался из России во Францию.
«Семеон Травинский! Значит, его русское имя Семен! — подумал Егор. — Уже тепло! Хотя это имя ни в письмах Софьи, ни в ее дневнике не упоминается».
Архивов никаких у Лилиан не имелось, единственное, чем она располагала, были старые фотоальбомы, причем один из них принадлежал лично прадеду ее мужа Семеону. Лилиан в свое время заинтересовалась личностью богатого предка, тогда-то Лион и показал ей фотоальбом со стершимися золотыми вензелями на обложке.
Лилиан заставила Николь достать эту семейную реликвию, бережно хранимую ею в большом коричневом чемодане, и они, усевшись втроем на диван в просторной гостиной, принялись его рассматривать. С пожелтевших от времени старых дагеротипных портретов на них смотрел загадочный коллекционер Семен Травинский. Облик его было довольно изящен. Небольшие, с прищуром глаза на узкоскулом удлиненном лице, аккуратно подстриженные небольшие усики, прямой нос, небольшой рот, тонкие, в ниточку, губы. Бороды Семен не носил. Он был сфотографирован и один, и с семьей, а также с друзьями, а может, и родственниками. Лилиан никого из них не знала, кроме жены Семена француженки Адель и дочери Аниты, которая приходилась бабкой ее мужу Лиону. Почти все фотографии были подписаны с обратной стороны. Правда надписи эти хранили в себе совсем ничтожную информацию, в основном дату и имя, в некоторых случаях, правда, какую-нибудь короткую крылатую фразу в качестве дарственной.