— Но почему? — закричала Лиза.
Иван Александрович сказал:
— Вы меня восхищаете, тетушка, всегда.
— Но ведь как ему было бы приятно узнать…
— Он бы сошел с ума на этом своем объекте. Раздвоение личности: красный герой — белогвардейская сволочь. Вообще— то русскому человеку не привыкать… совмещать, но тут уж чересчур. Итак, одного сына вы спасли, Марья Алексеевна.
— Крест.
— Пусть так. Вы отрыли его, он увидел небо. Добрый охранник, надо думать, задремал, Борис выбрался из ямы, и так далее. Выжил благодаря удивительной завесе — амнезия, забвение. Поражает также благородство вдовы и плотника. Вообще сильный сюжет. Что вам почитать?
Старуха отозвалась монотонно, закрыв глаза и откинувшись в кресле:
— В первый же день недели Мария Магдалина…
Он кивнул, быстро нашел страницу, начал отчетливо, отстраненно:
— «В первый же день недели Мария Магдалина приходит ко гробу рано, когда еще темно, и видит, что камень отвален от гроба.
Итак, бежит и приходит к Симону Петру и к другому ученику, которого любил Иисус, и говорит им: унесли Господа из гроба и не знаем, где положили Его…»
Лиза прислушивалась: простые русские слова, но непривычный ритм, повторы и инверсии создают подспудное напряжение, тяжело.
«И наклонившись, увидел лежащие пелены, но не вошел во гроб…»
Как это: не вошел во гроб? Нет, тяжело. Лиза вгляделась в ослепительно бледное бесчувственное лицо: как же она могла стерпеть и не сказать Борису, что она мать его? Невероятно. Детали таинственного сюжета: песок, крест, драгоценности, белое белье, протянутая рука — сконцентрировались в продолжении: они держались за руки, а где же Глеб? А если он тоже спасся? Они работали на объекте и никогда не узнали друг друга — жуткий сюжет. Лучше слушать:
«Иисус говорит ей: жена! что ты плачешь? Кого ищешь? Она, думая, что это садовник, говорит Ему: господин! Если ты видел Его, скажи мне, где ты положил, и я возьму Его.
Иисус говорит ей: Мария! Она, обратившись, говорит Ему: Раввуни! что значит учитель…»
И тут жуть — в тайне противоестественной: ведь этого не могло быть, нельзя выйти из гроба. Нельзя! А читают и слушают тысячи лет. Иван Александрович слишком умен, конечно, не верит, а угождает пиковой даме. И все-таки ужасно жалко, что ее не встретят там Борис и Глеб, юные и прекрасные, с любимой собакой Клотильдой, не поцелуют, не заплачут от счастья, никогда не узнают, как она ползла по песку с плотниковым крестом. А вдруг?..
Что-то невыносимое, жалящее, как живой огонь, вошло на миг в душу… Лиза вздрогнула. Ободранная коммуналка, откуда не уезжают в Ниццу, а разве что на кладбище, и сдержанный равномерный голос: