Я рассмеялся.
— И жена не помогает?
— Нету жены.
— Умерла?
— Умерла. Как вы догадались?
— Говоришь, нету, а кольцо хранишь. Только на левую руку переодень. Вдовец на левой должен носить — как печаль и память. — Старик подумал и добавил: — Или как новопреставленный жених.
Я с трудом стянул кольцо — въелось в плоть за пятнадцать лет! — и выкинул в окошко. Федор вскрикнул по-древнерусски, дядя Петя заметил философски:
— Он же предупредил насчет нервов — шалят.
— Золотое? — прошептал Федор.
— Золотое.
— Любку надо! Любку попросить, она поищет. А то ведь кто подберет!
— Да пусть. Мне не нужно.
Народ дивился: как-то по-идиотски я сорвался. Надо проследить за собой — для дела… А, все равно. Мне действительно ничего не нужно (а что нужно, то спрятано). Когда мне было десять лет, я сбежал из дому с одним верным дружком, просто так, в мир приключений. Не дали. Папа поднял на ноги органы (тогда еще имел связи и возможности) — и все благополучно закончилось. Ничего никогда не кончается — вот проклятье, вот почему я лежу здесь, в гуще народной, в затерянной где-то в полях палате… вместо того чтобы ехать в Москву и действовать.
Рассмотрим ситуацию хладнокровно. По Москве я уже мотался и действовал — без толку. И вдруг сегодня утром, меж сном и явью, возникла надежда — странный человек. Странность в том, что я в жизни его не видел, а он, судя по всему, осведомлен. От кого он послан? «Ждите завтра». Я дождусь, узнаю, где они скрываются, и буду действовать наповал.
В палате тем временем разыгрывалось действо. Кудрявый доктор с черными усиками и женщины в белом. Одна из них очень даже ничего. Шарлатаны переговаривались профессионально, вполголоса, не обращая на нас особого внимания, покуда дядя Петя не заговорил в пространство:
— Стекло не вставлено — писатель туда кольцо обронил.
Доктор на старческий лепет снисходительно пожал плечами, Федор подал могучий бас:
— Люб, ты поискала б кольцо — о жене память.
Та, которая «очень ничего», обратила на меня чудный взор.
— Вы, что ль, писатель?
— Он самый.
— В окно, что ль, лазили?
— Я его выкинул.
— Кольцо?
— Кольцо.
— Золотое?
— Золотое.
— Вот дурдом! — и Любка проскользнула за дверь, нарушив белоснежное милосердное единство.
— Ага! — Доктор хищно уставился на какую-то бумажку в руках. — Плахов Дмитрий Павлович, тридцать три года, удушье, горловые спазмы, беспричинный страх. Типичное пограничное состояние. Мечтал о психотерапии, — поведал в задушевных скобках. — Мы с вами подружимся.
— А что, я уже….
— Ни-ни-ни! Вот он — уже, — доктор указал на Андреича. — Вы — совсем другое дело. Полагаю, издержки творчества. Вы ж творец?