— Да. Началось с похорон. Я хоронил его бабушку — с тех пор это мое любимое занятие. Ты бывала у нее на Ваганьковом?
— Да, конечно, — впервые с начала визита Вэлоса она почувствовала приближение давешнего ночного страха, снятого молитвой. — Анна Леонтьевна высаживает настурции и колокольчики, там нет незабудок.
— Каких незабудок?
— Голубенькие, дикие. Они любят тень, темное сырое место. У ручья… да, в Никольском лесу, на берегу Сиверки.
— Вот-вот, именно в Никольском, — подхватил Вэлос. — Там все и случилось.
— Что случилось?
— Да ничего, в сущности. Постреляли. То есть Митюша стрельнул в соловья. Мы поперлись на дачу за сухарями для Греции. А пистолет потом закопали в лесу.
— Зачем?
— Играли в «красных дьяволят».
— Почему он мне ничего об этом не рассказывал?
— Да нечего рассказывать… ну, дурачки были, дети, — Вэлос внезапно сменил задушевный тон на деловой: — Сдается мне, парабеллум на чердаке в шкатулке, ее наверняка можно вскрыть гвоздем.
Поль было уже вполне страшно, она присела на корточки, взяла Милку за шею, принялась гладить обильную белоснежную опушку, умную острую морду, глядя снизу вверх в черные «голые» глаза без очков.
— Мите ничего не рассказывай.
— Нет, расскажу.
— Я серьезно предупреждаю: будет хуже. Гораздо хуже, — он наклонился вперед, спросил с улыбкой: — Ты не находишь, что семейная жизнь, несмотря на всю ее прелесть, нуждается в разнообразии?
— Нет.
— А твой муж находит.
— Не ври.
— Так ведь нет его. Женщин много, и красивых много.
— Ты все врешь! — закричала она, прижимая к себе милого зверька, которому передалась смертная тоска ее — отчего? ну отчего так страшно? Наверное, от нежных незабудок в сырой земле. Но над ними возвышается грубый деревянный крест, вросший в землю, — стало быть, там лежит брат мой или сестра — в этих бедных селениях, в этой скудной природе. Когда же придет благословенье, Царь Небесный? И дети Твои перестанут играть в странные игры «красных дьяволят»?..
11 сентября, четверг
Он сутки провел в могиле и рассказывает об этом часто, каждый день — мне, меня он выбрал — с улыбкой тихой, со слезами умиления (надо признаться, почти взаимными). Из кажущегося бессвязным бормотания я научился вылавливать опорные слова-символы: полная тьма, узкий-узкий проход и в конце его внезапно вспыхивающий и невыразимо отрадный свет — не от мира сего. Он почему-то знал, что там его ждут (только что похоронил жену), силился протиснуться во что бы то ни стало, но проход был слишком узок, и добрые самаритяне (ближние соседи), услыхав стоны из-под земли, вырыли его на поверхность.