— У меня к вам просьба.
— Чем могу служить?
— Мне нужно попасть в клуб, но я пока что не член Союза.
— Так прошу!
Они удалились, а через некоторое время — недолгое — дядька возник за стеклом и поманил Алешу пальцем.
— Это вы бедный брат?
— Я.
— Пошли.
Прошли мимо свирепых старух в черном (вот кто охраняет писателей), мимо зеркал и деревянных панелей в прохладной сумеречной глубине; с огромного портрета некто глянул зорко («Покойник Фадеев, — пояснил дядька. — „Разгром“»), сейчас гаркнет: «Партбилет на стол!»
— Ну-с, молодые люди?
— Спасибо, — сказала Лиза.
— Рад служить. Левушка.
— Я Лиза, а это Алеша.
— Лиза и Алеша — прелесть. Что-то такое незабвенное, знаете, карамазовское. И как похожи.
— Мы близнецы, сироты.
— Ай-ай-ай!
— А вы в каком жанре?
— Драма. Одинокий поживший человек кончает жизнь самоубийством. Действие первое — в морге. Угрюмый сторож уходит, гремя ключами…
— Левушка, — сказал, подойдя, господин в черном. — Привезли немецкое пиво.
— Присоединяйтесь! — щедро воскликнул Левушка и пояснил, как в старомодной пьесе, «в сторону»: — Это приютские близнецы.
— Присоединяйтесь! — жалостливо поддержал господин в черном.
Лиза ответила твердо:
— Мы сами по себе, — и повлекла Алешу в какие-то деревянные переходики, клетушки и лесенки в поисках позапрошлого подвальчика с пирожными.
В дубовом подвале, в клубах дыма, в тускло-мрачном отблеске словно погребальных светильников сидели писатели и пили пиво. Она сегодня собиралась напоить его «кофием» — Алеша грустно поник над своей чашечкой.
— Отличные пирожные, да?
— Напрасно не дослушали Левушку, — сказал он рассеянно. — Сторож уходит, трупы оживают…
— Да ну, дрянь. Он только что придумал. Ты представляешь советскую пьесу про мертвецов?
К соседнему столику, за которым сидели двое в черном, подошел третий, тоже траурный, и обратился официально:
— Товарищ Светлый, почему вас не было в крематории?
— Потому что я не мог, — с достоинством ответил один из сидящих.
— Ваша речь была запланирована.
— Это недоразумение, товарищ Маков, так и передайте своим товарищам. Я никогда не присутствую на гражданских панихидах, у меня нервы.
— У всех нервы.
Стоящий отошел, а сидящий процедил:
— У него нервы, слыхали? Юморист-сатирик! Участвует во всех похоронных комиссиях, сжигает сладострастно.
— Да плюнь, — посоветовал второй сидящий и отпил из немецкой жестянки. — Как твой доктор говорит: «Жизнь прекрасна».
— Ага! — констатировал Алеша. — То-то они все не в себе. Товарища похоронили.
— А-а… портрет… Александра Фадеева?
— Ну, Лиз, — изумился Алеша, — вот никогда я не доверял отличникам. Да он трагически погиб тыщу лет назад, чуть не во время войны.