Уолсингемова Служба была, разумеется, в курсе этих шалостей, собранные ею улики неопровержимы, но Бёрли с Елизаветой сочли, что публичный скандал таких масштабов обойдется дороже: посол-изменник не украсит международное реноме державы, а представитель высшей аристократии, болтающийся на виселице за торговлю военными тайнами за мелкий прайс будет смотреться непедагогично: «Мы должны сохранять у народа уважение к сословиям», да. Так что лорда еще некоторое время поиспользовали как канал для слива испанцам дезинформации, а потом (в конце 1590-го) тихо отозвали домой и даже наградили какой-то мелкой синекурой, а под занавес жизни (за молчание) — еще и парламентским креслом.
А вот к секретарю Стаффорда полгода спустя, в мае 1591-го, «постучали в дверь рукояткой вороненого нагана» (терпеливо дождавшись, надо полагать, чтоб прошла последняя деза); контрразведчики были очень злы и очень хотели повесить хоть кого-нибудь за тот железно доказанный шпионаж, нанесший стране огромный урон. Будучи, однако, связаны по рукам и ногам приказом вести следствие так, чтобы не скомпрометировать главного предателя, экс-посла, они пустили в ход донос на Друри с вполне абсурдным обвинением того в… католической пропаганде. Автором доноса был Ричард Чолмли (тот самый) — приятель и подельник Друри по каким-то их былым прохиндействам, тоже младший сын «из хорошей семьи», зарабатывающий на жизнь стукачеством и шантажом (на сдаче кореша, к примеру, Чолмли в тот раз заработал аж 6 фунтов — по ведомости)[33].
Друри приземлился в тюрьме Маршалси и уминал там шконку где-то года полтора; семья же тем временем нажимала на нужные клавиши и рычаги, и вот в ноябре 1592-го воспоследовала переписка относительно нашего сидельца между членами Тайного совета лордом Бакхерстом и лордом Пакерингом: Бакхерст полагал, что парнишечку можно бы уже и выпустить, дабы тот свалил куда-нибудь с глаз долой, за море (перестав позорить семью), или вот — тот мог бы сгодиться для какой-нибудь рискованной службы: «will adventure himself somewhat to do some service». Пакеринг, надо полагать, посовещался с Витгифтом, и они сошлись на том, что мерзавцы таких вот, коллекционных, достоинств на дороге не валяются — так что весну 1593-го Друри встретил на свободе, вынюхивая религиозных уклонистов для Витгифта и Ко; отсидка за «католическую пропаганду» оказалась тут весьма кстати, в смысле прикрытия. В мае его подключили к поискам автора «Dutch church libel», и тут его пути-дорожки пересеклись с другим провокатором — Ричардом Бейнсом.