То, что сейчас именуют «оперативно-разыскной работой», системно практиковалось тогда в единственной области: в выявлении крамолы (прежде всего религиозной). Занимались этим, если так можно выразиться, «сыщики-контрактники» с собственной сетью платных осведомителей, которых мог подрядить (в рамках своих бюджетов и для решения собственных задач) кто угодно — от контрразведки и городских властей до отдельно взятых членов Тайного совета. А что тех же сыщиков можно тем же манером использовать для выслеживания не только «мыслепреступников», но и уголовников — додумаются лишь к самому концу 17 века (это в Англии, а на Континенте и еще того позже).
Это вынюхивание католиков и вообще инаковерующих было основано на анонимном доносительстве, густейше замешано на провокациях и неразрывно срослось с вымогательством, так что репутация персон, подвизавшихся в том бизнесе — в глазах всего общества, отнюдь не только папистов — была уже даже не «Без прозекторских перчаток не прикасаться», а — «Вилами в гроб класть»; это вам не благородное пиратство или, скажем, вполне респектабельный шпионаж! Самое поразительное — что среди этой публики тоже можно было повстречать «джентльменов из хороших семей»; вот как раз из таких был и Томас Друри.
Младший сын в семье из знаменитой династии юристов (улица Друри-лейн в театральном районе Лондона названа от них — а не они от улицы); по материнской линии — прямой потомок лорда-канцлера Ричарда Рича, того самого, что своим лжесвидетельством отправил на эшафот Томаса Мора (хорошая наследственность, однако…). Семья была не из высшей аристократии, но реально очень влиятельная: отпрыск должен был бы за свои художества угодить на виселицу как минимум дважды — но отмазали.
После неизбежного Кембриджа служил некоторое время семье тогдашнего лорда-хранителя печати Николаса Бэкона (там и познакомился с его сыном Энтони, будущим шефом эссексовской «МИ-5») — и это, похоже, был первый и последний в его жизни честный (то есть не криминальный и не стукаческий) заработок. Перепробовав кучу специальностей — от мошенника до наемного убийцы (причем всё как-то беспонтово…), он некоторое время сказывался в нетях, но в 1585-м предсказуемо обнаружился в тюрьме Флит. В 1587 родня его оттуда извлекла и пристроила секретарем к… лорду Стаффорду, английскому послу в Париже (старший брат Друри, Уильям, был женат на его сестре).
Как же можно с эдаким послужным списком оказаться на дипломатической службе? — воскликните вы. Да запросто! Дело в том, что Стаффорд был шпионом… — нет-нет, совсем не то, что вы подумали: он был «шпионом в плохом смысле», сливал английские топ-секреты врагу. Да не каким-нибудь там лягушатникам, по матримониальным интригам Елизаветы и герцога Анжуйского (это — дело житейское), а прямо и непосредственно испанцам: что известно в Лондоне об Армаде (обнуляя тем результаты смертельно опасной работы разведчиков, вроде Поули), приготовления к ее отражению, и всё вокруг этого; да причем не по идейно-католическим соображениям (вроде того же Уильяма Стэнли), а — тупо за бабки, расписываясь в ведомости у завербовавшего его испанского посла Мендозы. Ну и, «чтоб уж два разА не вставать», продавал параллельно ту же информацию французской католической партии, Гизам… Неудивительно, что секретарь и посол приглянулись друг дружке с первого взгляда.