— В последнее время вы ничего не заметили?
— Нет. А мама вам ничего не сказала?
— Я вытянул из нее только несколько односложных ответов. Как вы думаете, ей есть что сказать?
— Не знаю. Я никогда ее не спрашивала, но мне кажется, что она всегда что-то от меня скрывала.
— Теперь вы уже не маленькая девочка и я могу вас спросить, не слышали ли вы, чтобы у вашего отца была любовница…
Она покраснела:
— Странно. Я об этом тоже думала… Но, учитывая, какую жизнь он вел, это кажется невероятным. Он никогда не бросил бы нас ради другой женщины или же сделал бы это открыто…
— У него были друзья?
— Я про таковых не знаю. К нам в дом никогда никто не ходил. Он был не из тех мужчин, что по вечерам играют в карты в соседнем кафе.
— Ваша мать и отец не ссорились?
— Я никогда не видела, чтобы они ссорились.
— У вас нет никаких соображений насчет причины, по которой он стал клошаром?
— Ни малейшего. И до вчерашнего дня ни за что бы в это не поверила.
— Он был католик?
— Нет. Он не исповедовал вообще никакой религии и меня к ней не приучил. Хотя атеистом он тоже не был. Он был равнодушен к этой теме, вот и все.
— Вы тоже?
— Да.
— А ваша мать?
— В юности она была набожна, но к моменту замужества уже нет. Как бы то ни было, они венчались в церкви, очевидно, это была дань традиции…
— Вы часто навещаете мать?
— Нет. Это она приходит ко мне почти каждое воскресенье, чтобы повидать внуков.
— Она приносит им сладости?
— Это не в ее стиле.
— Играет с ними?
— Нет. Напряженно сидит на стуле, потому что никогда не соглашается сесть в кресло, и смотрит, как они играют. Иногда мы с мужем пользуемся этим, чтобы сходить в кино…
— Благодарю вас. Вам больше нечего мне сказать?
— Нет. Я не хотела бы встречаться с журналистами и фотографами…
— Я сделаю все возможное, но, когда ваша мать поедет опознавать тело, трудно будет помешать газетам написать об этом…
— Все-таки постарайтесь, ладно? — И, когда он уже взялся за дверную ручку, добавила: — Можно его увидеть?
— Да…
— Мне бы этого очень хотелось.
В отличие от матери она не очерствела душой. Очевидно, была из тех дочерей, что обожают своих отцов.
В половине третьего Мегрэ постучал в дверь кабинета следователя. В длинном коридоре на скамейках сидели, ожидая вызова, люди, некоторые между двумя конвоирами, кое-кто в наручниках. Царила монастырская тишина.
— Входите…
Кабинет следователя Кассюра находился в еще не перестроенной части здания, и у каждого, кто входил сюда, создавалось впечатление, что он попал в один из романов Бальзака. Письменный стол, покрашенный, как в старых школах, черным, был обшарпанным, папки с делами лежали стопками даже на полу в углу. Несмотря на то что секретарь не носил нарукавников, он тоже выглядел пришельцем из прошлого века.