Бабушка сжала губы так, что они превратились в линию. Констебль убрал руку, открыв вещицу, которую положил на стол.
Пуля!
— Что это? — спросила Ввафендал.
— Напоминание.
Бабушка смахнула пулю со стола — та со стуком ударилась о стену, за которой прятался Ваксиллиум. Он отпрыгнул с колотящимся сердцем и пригнулся.
— Не смейте приносить сюда свои инструменты смерти! — прошипела бабушка.
К окну Ваксиллиум вернулся как раз в тот момент, когда констебль надел шлем.
— Когда этот мальчик что-то снова подожжет, — негромко сказал он, — пошлите за мной. Надеюсь, будет не слишком поздно. Хорошего вечера.
И ушел, не прибавив больше ни слова. Ваксиллиум вжался в стену, опасаясь, что констебль его заметит. Но мужчина, не оглядываясь, быстрым шагом ушел по тропе и скрылся в вечерних сумерках.
Но бабушка… она не поверила. Как же она не поняла? Форч совершил преступление. Неужели они собирались просто оставить его в покое? Почему…
— Асинтью, — бабушка, как обычно, назвала Ваксиллиума террисийским именем. — Ты не мог бы зайти ко мне?
Ваксиллиум ощутил немедленный всплеск тревоги, за которым последовал стыд. Потом поднялся и подошел к окну:
— Как ты узнала?
— Отражение в зеркале, дитя, — пояснила бабушка, держа обеими руками чашку с чаем и не глядя в его сторону. — Сделай, что я сказала. Будь любезен.
Помрачнев, Ваксиллиум поплелся вокруг деревянного строения и вошел в переднюю дверь. Внутри пахло политурой для древесины, которую он сам не так давно помог нанести и которую еще не успел смыть из-под ногтей.
— Почему ты… — закрыв за собой дверь, начал Ваксиллиум.
— Пожалуйста, сядь, Асинтью.
Он подошел к столу, но не занял место для гостя. Остался там, где несколько минут назад стоял констебль.
— Твой почерк. — Бабушка дотронулась до листка, который оставил констебль. — Разве я не говорила тебе, что проблема с Форчем под контролем?
— Ты многое говорила, бабушка, но я верю доказательствам, которые вижу сам.
Ввафендал подалась вперед, над чашкой в ее руках вился пар.
— Ох, Асинтью… А я думала, ты хочешь стать здесь своим.
— Хочу.
— Тогда почему подслушиваешь у меня под окном, а не занимаешься вечерней медитацией?
Ваксиллиум покраснел и отвернулся.
— Жизнь террисийцев подчиняется порядку, дитя, — продолжала бабушка. — Мы не случайно придумали правила.
— А разве сжигать дома не против правил?
— Разумеется, против, — многозначительно ответила Ввафендал. — Но Форч — не твой подопечный. Мы говорили с ним. Он раскаивается. Его преступление в том, что он сбившийся с пути юнец, который слишком много времени проводит один. Я попросила кое-кого из сверстников с ним подружиться. Он понесет кару за свое преступление, но по нашим законам. Тебе больше хочется, чтобы он гнил в тюрьме?