– Потрясающе, – сказала Мэри. – Где ты это взял?
– Полагаю, Шеймус еще не в курсе, – сказал Патрик. – Она заставила меня прочесть вслух открытку, в которой он обещает навестить ее сразу после нашего отъезда. То есть он до сих пор ее не навестил.
– А это могло бы повлиять на ее решение?
– Вряд ли, – ответил Патрик. – Протягивая мне открытку, она улыбалась.
– Натянуто или радостно?
– Радостно.
– Значит, все хуже, чем мы думали, – заключила Мэри. – Элинор не просто сбегает от правды об истинных мотивах Шеймуса, она опять жертвует собой! Единственное, что она может подарить ему помимо дома, – это собственное отсутствие. Ее любовь беззаветна и безоговорочна. Такие чувства женщины обычно испытывают к своим детям, если вообще на них способны. Но Элинор решила принести в жертву и детей.
– Христианскими ценностями разит за версту, – заметил Патрик. – Быть полезной и одновременно засвидетельствовать свою полную никчемность – все во имя уязвленной гордыни. Если она останется здесь, то вынуждена будет обратить внимание на предательство Шеймуса; если уедет – в лужу сядем мы. Никак не могу смириться с ее упертостью. Все-таки Божья воля делает из людей форменных ослов!
– Она не способна ни говорить, ни двигаться, – сказала Мэри, – но какую имеет власть!
– Да уж… Вся эта пустая болтовня, в которой проходит человеческая жизнь, не сравнится с криками и стонами ее начала и конца. Просто безумие какое-то: нами командует то один бессловесный тиран, то другой!
– Но ведь в следующем году мы поедем в отпуск? – спросил Роберт.
– Можем поехать куда угодно, – ответил Патрик. – Отныне мы больше не пленники провансальской безупречности! Мы спрыгнули с открытки и отправляемся в путь-дорогу. – Он сел на кровать рядом с Робертом. – Богота! Блэкпул! Руанда! Дай волю своему воображению! Представь мимолетное аляскинское лето в дремучей тундре. А как хорошо в это время года на Огненной Земле! Таких пляжей, как там, нигде больше нет, а что за уморительные создания эти пухленькие морские львы! Хватит с нас предсказуемых благ Средиземного моря с его водяными велосипедами и pizzas au feu de bois[19]. Пусть устрицей нам будет этот мир.
– Ненавижу устриц, – сказал Роберт.
– Точно, извини. Промашка вышла.
– Куда поедем? – спросила Мэри сына. – Выбирай. Назови любое место.
– В Америку. Хочу в Америку.
– Почему бы и нет? – сказал Патрик. – Все европейцы в изгнании туда едут, это традиция.
– Мы не в изгнании, – возразила Мэри. – Мы наконец-то свободны.