Неизвестный Андропов (Медведев) - страница 249

Разногласия стали возникать лишь тогда, когда военная промышленность и США, и СССР почти одновременно освоила производство более точных ракет нового поколения с разделяющимися боеголовками. При этом еще при Брежневе было решено заменить устаревшие и ненадежные ракеты средней дальности СС-4 и СС-5 на более точные и совершенные ракеты СС-20, каждая из которых имела три боеголовки. Конечно, западные страны были хорошо осведомлены о предстоящей замене советских ракет. Но для них стало неприятным сюрпризом решение СССР на место 600 устаревших ракет с одной боеголовкой установить 600 новых ракет, но уже с тремя боеголовками. Это давало бы нашей стране значительные преимущества на Европейском континенте. Обеспокоенные таким развитием европейского противостояния, правительства некоторых стран Европы, и прежде всего ФРГ, обратились с просьбой к США о размещении в Западной Европе новых американских ракет «Першинг-2». Особую активность во всех этих «ракетных делах» проявлял канцлер ФРГ Гельмут Шмидт, который еще в 1981 году поставил вопрос о растущей диспропорции в силах НАТО и Варшавского Договора на Европейском континенте. Американские лидеры согласились с доводами и предложениями Шмидта и дали согласие на размещение «Першингов», заявив, что их новые ракеты являются оборонительным оружием, задача которых будет состоять в прикрытии от возможной советской угрозы тех стран, которые не имеют своего ядерного оружия, т. е. прежде всего ФРГ. Это стало неприятным сюрпризом уже для Советского Союза. Так как новые американские ракеты в Европе могли поражать цели почти на всей европейской части СССР, находясь при этом под американским контролем, советское военное руководство было склонно рассматривать новые американские ракеты не только как часть европейского оборонительного потенциала, но и как часть американского стратегического ядерного потенциала.

Главную ось холодной войны составляло все же соперничество между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Это было не только военно-стратегическое, но и идеологическое соперничество. У стран Западной Европы не было таких глобальных идеологических претензий, какие имелись тогда и у Советского Союза, и у США. Россия развивалась рядом с Европой и под ее влиянием в течение тысячи лет, и каждый человек в России воспринял бы как личную трагедию, если бы какая-нибудь война или инцидент привели к разрушению Парижа, Лондона, Рима, Амстердама или Мадрида. Европейский капитализм был для советской идеологии злом, но главным злом считался американский империализм. Потеряли в 70-е годы былую значимость и опасения советской элиты и общества по поводу немецкой угрозы. Но также и для стран Западной Европы Советский Союз отнюдь не являлся той «империей зла» и средоточием всех пороков, каким он казался для части американского истэблишмента. Советский Союз был преемником того государства, с которым Европа соседствовала веками. Россию — дореволюционную или послереволюционную — было легче понять в рамках эволюции традиционной системы европейских государств. Даже коммунистическая идеология, победившая в СССР, являлась синтезом развития общественной мысли России и Европы. Политические порядки в СССР можно было рассматривать и как долгосрочный результат исторических тенденций европейского развития, за которые сама Россия далеко не всегда несла главную ответственность. Западноевропейские политики и идеологи знали, что первая мировая война сделала крушение царской России неизбежным, а вторая мировая война превратила СССР в военную сверхдержаву. Образование в Восточной Европе региона зависимых от СССР государств вызывало беспокойство, но, с другой стороны, западное общественное мнение приняло этот факт. Многие люди в Западной Европе не видели катастрофы в стремлении СССР отодвинуть на Запад свои стратегические границы, чтобы гарантировать свое выживание и избежать любого повторения катастрофы 22 июня 1941 года. При всех оговорках коммунистический характер Советского Союза не столь сильно пугал западноевропейское общество, в котором марксистская идеология, а также социалистические и коммунистические партии давно уже играли важную роль в политической и общественной жизни. Хотя советские ракеты и танковые дивизии Варшавского Договора стояли на границе ФРГ, это происходило не потому, что советские лидеры всерьез полагали, что именно Западная Европа является главной угрозой безопасности Советского Союза. Это имело место потому, что на протяжении уже 25–30 лет Европа являлась передовой линией «фронта» или «главным театром военных действий» для Соединенных Штатов. Разница здесь очень велика. Некоторые из наиболее консервативных американских лидеров пытались утверждать, что СССР просто в силу экономических причин попытается захватить страны Западной Европы. Это было абсурдом, так как в случае войны именно Европа оказалась бы полностью разрушенной и зараженной на века радиоактивными элементами. Равным образом и агрессия Западной Европы против СССР, которая могла бы спровоцировать советское ядерное возмездие, представлялась в высшей степени невероятной.