Во-первых, Руднев, вопреки затаенным желаниям многих своих подчиненных, фантастически быстро, оставив лишь небольшой временный гарнизон в Йокосуке, целью которого была охрана «Нахимова» во время его ремонта, организовал возвращение от Токио флота и гвардии. Кто-то хотел гульнуть там, кто-то надеялся на приезд друзей, родственников, любимых или просто знакомых дам полусвета из столицы, пока их герои пакуют японские сувениры, но… Облом-с вышел и с тем, и с этим. Вдобавок, ведомство князя Хилкова, по требованию все того же Руднева, наотрез отказывалось увеличить число курьерских пар до Владивостока со дня получения в Питере известия о перемирии.
Во-вторых, драконовские порядки, по приказу Безобразова заведенные во Владике военной жандармерией по образу и подобию маньчжурских, совсем не способствовали гульбе и вседозволенности. Тяжкая и, конечно, несправедливая доля свежих постояльцев крепостной гауптвахты и была сейчас одной из главных тем офицерских толковищ «за жизнь». Тем более актуальных в свете уже известной всем суровости наместника. Все, кто туда влетел, сидели свое без исключений и поблажек.
Однако, с появлением в поле зрения собравшихся этого самого начальства, и, конкретно, ехавших в первых каретах Алексеева, Макарова, Гриппенберга, Руднева, Щербачева, Безобразова, Сухомлинова и Великих князей Михаила Александровича и Александра Михайловича, разноголосое подспудное бурчание мгновенным шквалом переросло в стихийное, дружное «Ура!» и бурную овацию.
Все понимали, что последняя точка в этой войне будет поставлена именно сейчас, и именно здесь. И вряд ли когда-нибудь еще им, победителям, суждено будет собраться вот так вот — всем вместе. Вместе празднуя и поминая тех, кто не дожил до этого радостного дня. Вместе верша историю.
* * *
Справедливости ради, нужно отметить, что историю в этот мартовский день творили не только здесь. Вернее, не столько здесь. В типографиях мирно спящих в тысячах километрах отсюда Петербурга и Москвы, Киева и Нижнего Новгорода, Варшавы и Казани, десятков других губернских и уездных городов, уже сохли, ожидая утра и своих читателей, номера центральных и губернских газет. А в заголовках их передовиц 36-м кегелем было жирно набрано: «Высочайший Манифест».
Но пока о предстоящем стране эпохальном событии, открывающем новую главу российской истории, здесь, во Владивостоке, знали только семь человек: Великий князь Михаил Александрович, которому накануне вечером была вручена личная секретная телеграмма Государя, шифровальщик штаба гвардейского корпуса, начальствующий над этим самым корпусом генерал Щербачев, оба «свеженьких» российских генерал-адмирала — наместник на Дальнем Востоке Алексеев и командующий Тихоокеанским флотом Макаров, а также адмирал Руднев и капитан гвардии Василий Балк. Последний — на правах друга Великого князя.