Я сознательно отказалась от дополнительных активностей в будни, тем более что не вижу большого смысла отдавать ребенка в музыкалку в три года. После детского сада мы смотрим на гусениц. Или занимаемся чем-то подобным.
Я всегда обсуждаю с ним план развлечений на выходные. И если Костя говорит, что не хочет в театр, а хочет остаться дома, то не настаиваю. В театр еще успеем.
Большая часть выходных у нас проходит под знаком «Расслабляемся и машем». Можно не соблюдать режим, играть, гулять – все что угодно.
И, к слову, я уверена, что наша вечная спешка нервирует ребенка гораздо меньше, чем меня. Просто все мы склонны драматизировать.
Пока он маленький, ты носишь его на руках. Он становится старше, ты начинаешь отпускать, но сканируешь все вокруг. Мы кладем детей спать рядом с собой и приматываем к себе слингами. Всюду ездим с ними: для нас придуманы самые легкие и маленькие складные коляски. Мы ставим затычки во все розетки. И это естественно – мы стараемся сделать ранний возраст максимально комфортным и безопасным.
Вопрос в том, когда пора сбавлять интенсивность сканирования и ослаблять поводок. Вот недавно Костя залезал на горку, предназначенную для более старшего возраста. На лице его читалась решимость покорителей Эвереста. А мне показалось, что он уже слишком высоко, и я, быстро переместившись по площадке, стала говорить что-то про безопасность. Костя пропыхтел с очередной ступеньки: «Ну что ты, мама, опять прибежала! Не видишь, я крепко держусь и со всем справляюсь». Я сделала пару шагов назад и сделала вид, что рассматриваю облака, но поводок в руке держала крепко.
Я ужасно тревожна. В этом моя проблема. И хотя Дональд Винникотт[14] освободил нас от бремени вины своим термином «достаточно хорошая мать», однако мне часто начинает казаться, что «достаточно хорошая» – это слишком мало. И я превращаюсь в квохчущую курицу, которая носится, растопырив крылья, и влезает туда, куда влезать не надо. Где уже надо отпустить.
Мне кажется, например, что, если я уеду в отпуск, оставив ребенка с бабушкой, – это будет чуть ли не предательством по отношению к нему. Ведь мы и так много времени разделены, он ходит в детский сад, я – на работу, тогда как половина знакомых сидит со своими детьми дома. И хотя я точно знаю, что ребенок на даче будет воодушевленно выкапывать червей и прекрасно себя чувствовать, я не могу себе этого позволить. Тревожность. Чувство вины. Никто не сможет справиться с ребенком лучше меня.
Ясное дело, не может. Потому что я знаю этого персонажа, который с диким гоготом проносится мимо меня по коридору, как облупленного. Знаю, как победить истерику (хотя и не всегда справляюсь). Чувствую, когда он заболевает. Знаю, что у него в тарелке «все должно быть отдельно». А еще я знаю, что, даже если в тарелке все будет вперемешку, ничего страшного не случится. Но я же не могу этого допустить.