Павлик, сразу же спрятавшийся позади мамы, смотрел широко раскрытыми от удивления и ужаса глазами на тела людей, лежащие в неестественных позах совсем недалеко, но боковым зрением мальчуган отвлекся на дымящуюся машину. Стекло словно бы исчезло, когда раздался очередной гулкий звук, столь низкий, что от него даже внутренности начинали мелко вибрировать — из кабины показалось изуродованное аварией тело инкассатора, отчего паренек даже испуганно пискнул, стиснув руку побледневшей мамы.
— З-зомби! — еле слышно прошептал Павлик; но нет, также как и появился, труп тут же с неприятным звуком шлепнулся внутрь машины, а вот держащийся на нем до этого за счет ремня укороченный автомат Калашникова остался висеть в воздухе. Раздался щелчок, удивительно слышимый на фоне неутихающих стонов и криков паники, а затем из дула оружия полетели серые сгустки, испепеляя попавших под удар людей.
Закричав от страха, паренек потянул замершую от ужаса маму на землю, и тогда, словно бы всего этого было мало, над улицей раздался оглушительный рев мотора. Недвижимый десятки лет танк озарился тусклым серым свечением, после чего двигатель вновь взревел, и тяжелая махина сорвалась со своего постамента, подминая под себя зевак и наматывая их на гусеницы; за бронированной машиной остались лишь алые следы на отмытой к праздникам плитке, да кровавые ошметки, лишь отдаленно напоминающие людей. Башня с легкостью повернулась и, издав низкий гудящий звук, от которого задребезжали стекла во всех окружающих домах, выплюнула энергетический шар, испепеливший разом несколько десятков людей вместе с автомобилями — все эти бедолаги судорожно пытались выбраться из опасного места, но слишком жалели своих четырехколесных друзей. Взрыкнув мотором, тридцатьчетверка расплющила припаркованный внедорожник, размозжив вместе с ним и владельца, а следом пушка вновь засветилась и, развернувшись, испепелила постамент, взрывом превращая гранитную облицовку в подобие осколочной гранаты — острые куски породы впились в тела тех, кто не успел уйти далеко, а маленький Павел, вжавшись вместе с мамой в землю под лавкой, тихо скулил от ужаса и боли из-за попавших в него мелких кусочков, мечтая о том, чтобы все побыстрее кончилось.
Немолодая женщина-экскурсовод выкладывала, конечно, какую-то свою версию ДД или Дня Демилитаризации, как его называют некоторые. Столичный вариант, естественно, там все куда эпичней было, раз уж центр Москвы до сих пор остается во власти Разлома. Впрочем, все это кажется слишком далеким, и мне куда больше нравится история дедушки Павла, как-то она красочней и ближе, что ли…