Горячая жидкость обожгла рот, но Тея была к этому готова, приняв в себя всё, до единой капли. Сделав ещё пару движений пальцами, девушка покинула тело жреца. А спустя пару мгновений веревка перестала стягивать его запястья, позволяя целителю рухнуть на пол. Жрица стояла, глядя на распластанное у её ног тело мужчины сверху вниз.
— А теперь говори.
Он кое-как неловко сел, онемевшие руки отказывались слушаться. Растирая запястья, на которых остались ало-фиолетовые следы, Юстиэль пару раз открывал и снова закрывал рот. Гул в ушах и головокружение лишили голоса, превратив все слова в нечленораздельные вздохи.
— Потрясающе, — было первым, что выдохнул он, когда все-таки удалось совладать со своим пересохшим горлом и языком. И бросил неуверенный взгляд на Тею, снизу вверх, теперь глядя на нее как-то иначе. Девушка предстала в ином свете, нежели привык считать жрец.
— Я знаю, — кивнула Тея, — Дальше?
Девушка скрестила руки на груди, терпеливо ожидая.
— Ты… — целитель помедлил и опустил взгляд к полу. А что сказать?
«Правду!» — тотчас рявкнула совесть, которая выбралась из-под гнета возбуждения и желаний. — «Но…»
Юстиэль опять прикусил край губы, так всегда бывало, когда он задумывался.
— Ты лучше всех убийц, которые у меня были, — наконец проговорил жрец и медленно поднял взгляд на девушку. Зеленые глаза мутно поблёскивали, а на губах появилась неуверенная улыбка.
— И что дальше? — теперь, когда всё кончилось, её тон был холоден, а в синих глазах не отражалось почти ничего. Все чувства были загнаны глубоко внутрь. Алетейя с замиранием сердца ждала ответ, хотя этого не выдавало ничто — ни голос, ни взгляд. Профессиональная выдержка на этот раз пошла на пользу.
Юстиэль молчал. Спустя какое-то время, показавшееся до раздражения долгим, он поднялся на ноги, очутившись рядом с целительницей. Сейчас она выглядела холодной, безразличной, совсем не такой, как минутами ранее, сводя с ума прикосновениями и лаской.
Жрец наклонился, коснувшись губ девушки коротким поцелуем — нежным, глубоким и каким-то отчаянно-тоскливым. После произошедшего считать эмоции мужчины было проще простого, он казался открытым как распахнутая на середине книга и даже не пытался что-то скрыть.
Когда он прервал поцелуй, руки сами поднялись к черной повязке, которую стянул на шею ещё когда лежал на полу. Развязали узел на ней. Материал скользнул по коже и очутился в руках.
— Я не смогу принадлежать кому-то одному. А после такого дурить тебе голову… будет просто свинством, — жрец скривился в невеселой ухмылке и вложил в ладони Теи черную повязку. — Прости.