Он остался лежать в сарае, где пахло прелым сеном и навозом. Я оглянулся. Он лежал, не шелохнувшись. Но он не спал. Он тоже всё понимал тогда. Просить о чем-то было бессмысленно. И он ничего не сказал.
А сейчас он замурован в стене. А я жив. И он часто приходит ко мне. И когда он приходит, мы молчим о случившемся. И о том, что Я ВИНОВАТ ПЕРЕД НИМ. Он ни разу не сказал мне этого.
Стемнело. В темноте, окутавшей меня, зажглись огоньки. Еще белеет в темноте прямоугольник окна. Туманный прямоугольник неба…
печальные рассказы, услышанные во время головной боли от человека, замурованного в стене
I. ДАЛЬНЯЯ МУРАВЬИНАЯ ДОРОГА
Мы ехали в поезде и все, не отрываясь, смотрели в окна. А за окном я видел только туман. В бесконечной пустыне, где мчался наш поезд, окружала его лишь туманная мгла. И только еле слышно постукивали колеса. Иногда в тумане возникали города, или ночью мы видели огни. Но это был лишь мираж, и все мы знали это. Вокруг нас один только туман. А ночи не было совсем.
А мы все, не отрываясь, смотрели в окна и видели, как в тумане рядом с нашим поездом бесконечной вереницей ползли муравьи. Бесконечная муравьиная дорога. Она то удалялась от нас, скрываясь в тумане, то приближалась настолько, что мы слышали их тихие голоса и шепот. Так шуршали — сухие листья в лесу.
Вечное муравьиное движение. И днем и ночью в тумане ползут муравьи. И ночи не существует для них. Все мы — вечные пассажиры этого поезда — прильнули к окнам, слушали голоса. Голоса, похожие на шуршание сухих листьев в лесу.
Медленно кружатся желтые листья и так чинно и благообразно кружатся желтые, как листья, люди. Кожа их лиц — желтый, высушенный веками пергамент. А птицы щебечут так мило и так беззаботно. Невинными шалостями заняты их дети. Сыпят желтый песок.
Листья кружатся, кружатся. И идут люди по дороге, и затихает последний звук их печальной песни. Вот скрылся за холмом последний человек. И умолк тихий звон кандалов.
И лишь ветер носит по земле сухие листья и перебирает их, и шепчется о чем-то.
Конец первой части
И снова повернулся мир. И опять всё в нем стало на свои места. Всё, кроме меня. Я остался висеть вниз головой. И все смотрели на меня. И все сказали: «Посмотрите на этого человека. Он висит вниз головой.» И все засмеялись.
Часть вторая МНОЖЕСТВО КРИКОВ
Я — инвалид войны. Сижу во дворе своего дома и смотрю на играющих детей. Они боятся меня, эти дети. Боятся, когда я сижу во дворе дома по Кошачьему переулку. Когда я сижу, скованный параличем и беспомощный, как ребенок. Я пугаю детей своей неподвижностью, но самому мне страшно.