— У картошки кожура… чтобы в случае чего и бедняк мог позволить себе с кого-нибудь шкуру содрать.
Мы пытались понять его слова, а когда поняли, рассмеялись.
Стойо вырыл из-под снега картофельную кожуру, выброшенную дней за двадцать до этого, когда мы еще располагали кое-какими продуктами, и высыпал ее в кипящую воду — должен был получиться «картофельный суп».
4
Когда Стойо все-таки поймали, тех, с кем его в Лыджене связывала подпольная работа, охватил невольный страх. В арестантском помещении карательного отряда находились десятки коммунистов, и, если бы Стойо заговорил, для них это означало бы смерть.
Стойо отвели в штаб карательного отряда. Туда же прибыли и агенты полиции.
— Мы свою работу закончили, теперь ваш черед, — сказал жандармский офицер. — Вела Пеева сбежала, но, если вам удастся сегодня вырвать у этого молокососа сведения о том, где находится отряд, мы их всех ликвидируем.
— Не беспокойтесь! — усмехнувшись, ответил какой-то агент.
Один из агентов склонился над Стойо, осмотрел его раны и проверил, крепко ли он связан. Их взгляды скрестились.
— Слушай, парень, скажи все, что знаешь, и мы тебя отпустим. Где остальные?
— Не знаю…
Стойо попытался подняться — стоя чувствуешь себя крепче духом. Ему едва удалось удержаться на ногах.
— Как это не знаешь? Ведь ты же партизан!
— Еще нет… Я собирался стать партизаном, но меня схватили до того, как я к ним добрался.
Агент подал знак жандармскому поручику. Стойо свалили на пол и начали бить, но тот повторял одно и тоже: его схватили раньше, чем он добрался до партизан.
За первым допросом последовал второй, третий, пятый… После каждого допроса его приносили в камеру полуживым.
Остальные арестованные с замиранием сердца ждали, выдержит ли он, сумеет ли сохранить тайну и тем самым спасти многих. Стойо догадывался об их тревогах и, как только к нему возвращались силы, пытался петь. Это были не песни — скорее, стон, крик. И все-таки это убеждало товарищей в том, что он выдержит, не подведет. Душа предателя не может родить песни в смертный час.
Однажды ночью Стойо посадили на грузовик и повезли. Доехав до глубокого оврага, остановились. Его высадили из грузовика и приказали идти вперед. Перед ним шло человек десять жандармов и полицейских, а за ним — майор Иванов, двое агентов и еще десяток жандармов. Стойо едва передвигался по скользкой тропинке и печально поглядывал на слишком редкий лесок.
Тропинка поднималась вверх по склону и вела к Абланице. Майор увидел в овраге освежеванную тушу волка, подвешенную к старому кизиловому дереву, и приказал остановиться.