Человек на балконе (Рашев) - страница 33

Утром лиственный шорох. Ветер. Вдруг вспомнил я свою первую драку. Помнится, заявился я ребенком на летние каникулы к своему деду в городок Кокшетау. Мой дед — полковник милиции в захолустном северном городишке, имел военную выправку и достаточно большой вес среди местных скучающих провинциалов для того, чтобы я приехал туда на правах маленького принца. Беспорядочное воспоминание. Всю свою продолжительную жизнь дед пытался завоевать авторитет для семьи и поставить на ноги своих никчемных многочисленных детей, которые, в итоге, все без исключения, ужасно его подвели. Гены, видимо, решили не идти дальше, никто из них так и не смог достичь определенного в жизни успеха, многие ударились в алкоголизм, некоторые даже сошли с ума. В последние годы жизни деда мне было весьма печально и в то же время немного забавно наблюдать тоскливое, безвыходное разочарование в его глазах — никто из близких не мог понять его или занять его места, а век уже истекал и время сыпалось сквозь пальцы, словно безжалостный песок.

Шорох за окном затихает. То вдруг все освещается, то затемняется. Мне 12 лет, и я сижу за длинным столом на ингушской свадьбе в жутком темном ресторане гостиницы «Кокшетау». Красивый седой ингуш, выдающий дочь замуж — это друг моего деда. Я скучаю и завожу знакомство с двумя девочками примерно одного со мной возраста — воинственной раскосой Динкой и нежной Лейлой — младшей дочкой старого красивого ингуша. От Лейлы исходит странная, доселе не знакомая мне вибрация. Девочки, как правило, взрослеют раньше пацанов, и сигналы свои коварные начинают подавать тоже раньше. Я на минуту теряю их из виду и нахожу уже на крыльце в довольно заплаканном виде. Оказывается, местные ребятишки к ним придираются, околачиваются вокруг как шпана, не дают покоя. Недолго думая, чувствуя на себе устремленный взгляд Лейлы, я иду прямиком к их главарю, оборванному, лысому пацаненку лет 13, и пытаюсь интеллигентно объяснить тому сложившеюся ситуацию. Ответом на мои вежливые старания становится прямой удар в переносицу, от которого я, конечно же, оторопеваю. За ним следует косой удар левой в ухо, от которого я чуть не теряю равновесие. Мне хочется бежать. Есть страх. Мысли идут кругом в неокрепшей еще головушке, но главной остается мысль о незамедлительном бегстве, туда, внутрь, к деду, в безопасность. Ах, Лейла, Лейла! Ты стоишь там же, не спуская глаз со всего происходящего. Как могу я жить дальше, убежав от всего этого и от твоих глаз? Повзрослев, я стал способен на многие подлые поступки, но в тот момент мне все это кажется жутчайшим преступлением. Я лихорадочно вспоминаю какие-то приемчики, увиденные в дешевых гонконгских боевиках, кажется, один из них, под названием «ножницы», я и применяю к наглому уличному Казанове. Нос моей кроссовки попадает ему в подбородок, раздается лязгающий звук, свидетельствующий о столкновении верхних и нижних зубов. Приятный, яркий звук. Кажется, он немного прикусывает свой язык, и на нижней потрескавшейся губе показывается кровь. Из глаз его, меленьких поросячьих, брызгают слезы. Он разворачивается и поверженно отходит к остальным оборванцам. Вот он, мой первый триумф и плата за преодоленный страх! В тот момент я вдруг ясно понимаю, что мне предназначена судьба героя.