Тишина вдруг шепнула ей, что это самое важное из всего, что было, и ум изо всех сил старался понять это важное.
– …Легенды о нем бродят все время. Мы слышали их уже… не знаю – лет в восемь, наверно. Или еще раньше. Вообще это нельзя, – говорил Тип. – Нельзя их повторять, и даже слушать нельзя. Это все вредные суеверия, унаследованные от людей Хаоса. Они подрывают веру в могущество Кормчих, – так нам объясняли в школе… Но этих легенд много – о бронзовом поезде, на котором можно нестись без всяких лимитов и безлимитов, о странных существах на четырех ногах или с крыльями – «кот», «голубь», «ворона»… Их, кстати, не запрещают и даже изучают в школе, по мифоведению. И только требуют говорить «мифоголубь», «мифокот» и так далее – чтобы было ясно, где правда, а где нет.
– Так что у вас – вообще животных нет, что ли? – возмутилась Мэй.
Тип качнул головой (Мэй не поняла, что это значит) и продолжил:
– А совсем запретные истории – это о всяких штуках, на которых якобы можно передвигаться в пространстве. В школе мы учили, что все эти трамваи, поезда, рельсы и так далее – плод темной фантазии людей Хаоса. Такие слова запрещено писать… и лучше их не говорить. Вообще.
– А «мифотрамвай» можно говорить?
– И даже так нельзя. Кто услышит – может и в глаз дать. В лучшем случае. Хотя на кухнях да в подвалах оно бурлит все время… особенно у нелимитчиков. Нам так и объясняют: это сказки для паразитов. Кто не хочет иметь лимиты своим трудом – тот и придумывает всякие поезда и трамваи. И вот отец…
Тип осекся и снова перешел на шепот:
– Он работал старшим инженером лимитации. Когда-то, когда нам было по четыре года, он вернулся домой странный такой, уставший, будто делал не знаю что… Мне кажется, я помню, как это было. Отец сказал, что переутомился на работе, лег и проспал целые сутки. На самом деле… на самом деле все было почти так. Почти. Он изобрел одну штуку… сильно разволновался и решил пройтись по Панели. Вообще это не поощряется, но… Отец ушел в свои мысли и опомнился только, когда ему просигналил голубой трамвай.
Мэй с Вэном не дышали. Докс пристально смотрел на Типа, усмехаясь, как всегда.
– Трамвай раскрыл двери, и отец вошел в него. И… – голос Типа дрогнул, – трамвай вывез его из Клетовника. Хоть нас и учили, что нет никаких пределов, и выйти за Панель нельзя, это вам не кухня… Отец видел, как светится небо, и чуть не ослеп. Нам так и говорили: человеческий глаз не может выдержать столько света, и люди ослепнут. Отец и правда чуть не ослеп, но потом привык, хоть ему и было больно. Он говорил, что нигде и никогда не видел такой красоты…