Хохотнуло:
– А танк на что?..
Носок довязала – узелком на кончике.
Зубом нитку перекусила.
– Пойду, Гриша. Убираться пора. Саню кормить.
– А придешь?
– Приду. Куда денусь? С утречка и приду.
– Тетка... – окликнуло в спину.
– Ай?
– Девки у вас непорушенные?
– Не, Гриша. Девки цельные.
– Оха-ха!.. Вот бы меня туда...
Пришла назад. К обжитым танкам. Сказала своим:
– Дух там живет. Гришка Неупокой. Танковый лейтенант.
Девки взвизгнули. Рты пораскрывали от страха-любопытства. Глазом закосили в ту сторону. А Фенька-угроба дождалась потемок, поскакала нагишом – и в дыру.
Обмирала от ужаса, но лезла.
Чего было потом – она не запомнила, но ухало зато всю ночь, ахало и подвизгивало: танк приседал, ствол напрягал, фарами сверкал, искрами сыпал, маслом исходил через щели...
И выпалило напоследок из пушки – вопль духа победный – позабытым с битвы снарядом.
Ель расщепило надвое...
13
Наутро – птицы еще не пели – пробудился в горелом танке беспокойный дух Гришки Неупокоя.
Зевнул, сладко потянулся после ночи, руку протянул за помазком с бритвой... и взвыл в полный голос.
Не было у него рук, чтобы взять помазок. Не было щек, чтобы намылить густо. Не было глаз, чтобы осмотреть выбритый подбородок. Ничего уже не было.
От ярости-обиды-унижения стал Гришка бушевать, ревел-метался по клетке, заново проигрывал последний свой бой. Как попёр на рога поперек команды: "Вася, вильни!", смачно влепил с оттяжкой, будто кулаком в лоб, в смотровую щель, как влепили затем ему – в ухо, в поддых, по причинному месту: огонь, взрывы, горящее липучее масло, кишки на стороны, печень в клочья, легкие на разрыв, – а там тихое угасание в вонючей коробке, полной боли и тоски, стоны, проклятия, жалобы – мамочка моя, мама! – чтобы пожалела, вынула на травку, дала помереть на просторе...
– Гриша, – говорила тетка Анютка. – Хватит уже. Смирись и затихни.
Горох лущила пока что.
Вырос ничейный горох на ничейной теперь земле: птицам на поклёв и людям на пищу.
– Молчи, тетка! – ревел Гришка не хуже танкового мотора. – Что бы ты понимала?.. Я, тетка, фабричный. Ухарь поселковый. Кулачный боец. Нашей улицей грабежной не ходите без кола...
– Это чего, Гриша?
– Это песня... Я, тетка, за жизнь не додрался. Горячий – огонь!
Выл. Стервенел. Всласть материл кого ни есть.
– А ты, Гриша, каков был? – спрашивала, чтобы отвлечь. – Здоровый или не так?
– Жилистый, тетка. Вертячий да кусучий. Затяжной, но отходчивый. Я, тетка, один на стенку ходил. Побью – отдохну. Еще побью – еще отдохну. Как век на ногах не стояли...
– Тебя били, Гриша?
– А то нет... На мне, как на собаке: живо-два заживет.