Замолкал, как припоминал памятное. Ухал-похохатывал. Потом спрашивал:
– Чего лущишь-то?
– Горох.
– На кой?
– Каши наварю.
– Принеси мисочку... Только погорячее. И сока березового.
Она приносила.
– Тетка, – говорил. – У вас мужики есть?
– Есть один. А на что?
– Приведи. Разопьет возле меня. Хоть понюхать...
– Нечем тебе нюхать, Гриша.
– Ты молчи... Найду чем.
Приводила к нему Ланю Нетесаного. Бутыль ставила на броню. Стаканчик. Луковку с огорода.
Тот наливал – в танке сглатывало.
Опрокидывал – в танке крякало.
Луковкой занюхивал, а из железного нутра:
– Где Фенька? Чего в люк не лезет?..
– Какая тебе Фенька, – отвечал Ланя обидчиво. – Женись сперва...
Плясал в танке. Песни пел. Хвалился:
– Я, тетка, к девкам бегал. В соседский поселок. Поиграть, за титечки потрепать... А на улице ребята дожидаются с кольями, с железными дрынами: это тебе почище "Фердинанда" с "Тигром". Я им в оконце орал, на взлете, чтоб злее были: "Наши голуби вашу пшеничку клюют!.."
Наутро ему выговаривала:
– Экий ты, Гриша, срамник. Женат-то хоть был?
– Да ты что?! Да на ком? Да ни в жисть!.. Когда они сразу на всё согласные.....
– Что ж у тебя, порядочных не было?
Замолкал. Вспоминал с натугой.
– Была. Училка музыки. Образованная – коленками пиналась. "Гриша, – говорила на подходе, – закройте ваши глупости". А я: "Стану тебе..."
Назавтра он спрашивал:
– Тетка, это кто ночью плакал? И с чего?
– Саня плакал. Грудка болит.
– Ты ему, тетка, зерна запарь в горшке. В тряпку заверни и на грудь. Зерно есть?
– Нету у нас зерна.
– Гороху запарь, слышь? Мать моя запаривала. Обмотает меня и пришептывает: "У вороны заболи, у Липунюшки заживи..." Липунюшка – знаешь кто?
– Ты, что ли?
– Я. Мать звала – Липунюшка... По лесу со мной гуляла. Цветы рвала. Травы сушила... "Не ешь с ножа, – говорила. – Злым будешь..."
– Ты ел?
– Ел.
Молчал потом долго.
– Эй, ты чего?
– Ничего... Баня стояла у речки. В день стирки кипяток давали. Бабы голые, в дерюжных фартуках. Очередь – за кипятком, очередь – прополоскать... Потом нас мыли. Тем же мылом. Спины друг другу терли. С тазами домой шли. Песни пели... Перед войной пришел на могилу: здравствуй, говорю, мать. Здравствуй и прощай...
– Отозвалась? – спрашивала тетка Анютка.
Не отвечал.
– Отзовется, – говорила с убеждением. – Ты ей теперь ровня.
– Думаешь?
– Думаю, Гриша. Только смирись прежде.
Назавтра спрашивал, как не по делу:
– На какой это день?..
– Чего?
– Через Забыть-реку...
– На сороковой. А что?
– Зябко мне, тетка. Душа без тела, как голый на ветру...
И говорить больше не захотел.
14
Не прошумело поутру склочным вороньим гамом.