Хотелось его развязать, загладить, позабыть навсегда, чтобы не бередил душу, но кто из нас может похвастаться, что обрубил в жизни хоть один узел?
Кто из нас, кто?..
– Поверьте старому язвеннику, – сказал Лопотун. – Утерян секрет.
Унылый мужчина по кличке Дурляй сидел за соседним столиком и жевал, не переставая, неподатливый кусок.
Диковатый и волчистый: как в лес глядел.
Тарелки перед ним не было. Щеки свисали до плеч. За щеками была уложена пища, с утра про запас.
Мясо.
Овощи.
Жареная картошечка.
Компот.
По утрам он сидел за этим столиком и завтракал на виду у пассажиров. Перед ним стояли цветы в вазочке, и Дурляй нюхал их время от времени – по утвержденной роли. Это была очень хорошая роль; никогда он не жил так сытно, как жил теперь, но к хорошему быстро привыкаешь.
За минуту до подхода поезда ему подавали еду на подносе и по сигналу отбоя забирали обратно.
Картошка была холодной и пересушенной, мясо – волокнистым и жестким, в компоте плавали на виду блестки жира.
Поначалу он торопился, заглатывая побольше в отпущенное ему время, но получил предупреждение в приказе и стал неторопливо закладывать пищу за щеки, большими кусками, чтобы дожевать на досуге.
Обязательное нюхание цветов тоже отнимало время.
Но он приспособился очень быстро и нахально требовал добавки, как только пустела тарелка, а они приносили – куда денешься? – на виду у тех же пассажиров.
Дурляй давно уже не работал и кормился так, от поезда к поезду.
К чему работать, когда сыт?
Только щеки провисли до плеч, щеки-карманы, и был он похож на старого спаниеля, которого по утрам гримировали под болонку, – но об этом потом.
– Секрет утерян, – повторил Лопотун и мудро улыбнулся. – Кто знал, тот позабыл. Кто умел, тот разучился. А эти... – кивнул в сторону кухни. – Не умеют, не знают и не хотят.
Дурляй проглотил кусок, так и не прожевав, подрыгал шеей, чтобы легче прошло.
– Что же тогда делать? – спросил. – Это вы знаете?
– Знаю, – сказал Лопотун. – Запивайте кефиром. Пришли, выпили стакан кефира, заглотали этот кошмар – и бегом отсюда. Поверьте старому язвеннику: другого пути нет.
– Кефир-то зачем?
– От изжоги, гражданин, от изжоги.
Дурляй встал, поглядел обидчиво, запыхтел грозно.
– Будь ты проклят! – от всей души пожелал он и передернулся от ненависти. – Смутьян. Подстрекатель. Ниспровергатель. Да мне никогда не было так хорошо!
В ярости пошел прочь.
– Будь ты проклят!..
– Кефиром, – посоветовал Лопотун сам себе. – Запивайте кефиром. Другого пути нет.
И скорбно засутулился над узелком на платке.
Над тобой творят зло, объясняют великой целью, и только потомки разберутся однажды, зря ли ты страдал. Если смогут в этом разобраться. Если захотят. Если им дадут это сделать. Если самим не придется сидеть на площади в ожидании экспресса.