Даже население маленького государства мог бы он приучить, – но с помощниками.
А чего?
Только избить поначалу, до временной потери жизни, и готов цирковой номер.
По утрам он стоял в станционном туалете возле писсуара, в состоянии полной готовности, но облегчаться ему разрешалось в чрезвычайном случае, если в туалет забежит по нужде иностранный пассажир.
Это была самая позорная роль в утреннем спектакле – стоять в ожидании с расстегнутой ширинкой, и униженный укротитель Цыплятов страдал в эти моменты раздвоением личности, выделяя из себя страшное человекоподобное существо, которого сам боялся до ужаса.
Звали это существо – Тулунбек Шарапов сын Сарыхозин, синяя образина, щелеглазый и щелеротый, и откуда он вылезал, из каких цыплятовских глубин – понять невозможно.
Цыплятов и сам не был красавцем, скорее наоборот, но рядом с Сарыхозиным и он выглядел ангелом.
Разве что не летал.
Даже зубы у того были железные, все до одного, а у Цыплятова попадались лишь золотые, а один даже молочный, с детских времен, когда его дразнили по школе – "цып-цып-цып" и намека на Сарыхозина не было.
В детстве мы все Цыплятовы, хотя бы внешне.
Тулунбек Шарапов сын Сарыхозин мрачно стоял возле писсуара, лицом в синюю кафельную плитку, и придумывал на досуге самые страшные казни, которыми он будет убивать всех без разбора.
Это помогало ему скоротать время.
Он знал наверняка, что двери вагонов запирались снаружи, еще вечером, как только экспресс попадал на здешнюю территорию, и потому понапрасну стоял перед писсуаром с расстегнутыми штанами, ожидая случайного пассажира.
От ненависти у него вскипала моча в пузыре, и когда подавали сигнал отбоя, он облегчался крутым, пузыристым кипятком, рычал от боли и унижения.
Цыплятов видел его лицо и от ужаса разевал рот, да так старательно, что трещало за ушами: погромче, чем у львов на арене.
– Успокойся, – умолял он. – Не нервничай. У тебя уже седые волосы от этого...
– Врешь! – отвечал тот свирепо. – Нет у меня седых волос. А те, что были, я давно вырвал. Сначала перекрасил, а потом вырвал.
И брызгал кипятком на кафель.
Тулунбек Шарапов сын Сарыхозин страхом унижал Цыплятова. Цыплятов унижал львов в цирке. И только львы не унижали никого.
Зверям это несвойственно.
Они смирно сидели в тесных своих клетках, брезгливо подгрызали кости, с которых служители соскабливали мясо для неотложных семейных нужд, и терпеливо, с покорной гадливостью ожидали вечернего представления, когда им станут совать в пасть всякую гадость.
А укротитель Цыплятов тоскливо ожидал утреннего раздвоения личности.