Его очень интересовало, что из них выйдет и что в ком заложено.
За обедом детям совали в рот принудительную столовую ложку питательного рыбьего жира.
Они морщились на запах, вертели головами, зажимали зубы, и тогда – по инструкции – рыбий жир выливали им в суп.
Дети с омерзением отворачивались от этого пойла, но воспитательницы – тоже по инструкции – были неумолимы и в те самые тарелки вываливали им второе.
Эти помои они тоже не ели и туда беспощадно сливали компот.
Вот это они уже хлебали, подрагивая от гадливости, потому что сбежать было невозможно, а другой еды не допроситься до завтра.
Но зато все младенцы в показательном детском саду выглядели сытыми и цветущими – из окон международного экспресса.
Детей в садике было много, у каждого индивидуальный горшок с номером: по горшкам их различали, по горшкам окликали, и даже Печальников уже не путался и выделял каждого.
Горшок номер восемнадцать сидела на скамейке и щурила на солнце глазки.
Пришел горшок номер пять, шумный и пузатый, спросил громко:
– Ты кто?
– Я?.. – засмеялась она и даже руками всплеснула. – Это же я!
– Что за я? – надвинулся пузатый.
– Я, – лучезарно. – Человек.
– Чей?
– Ничей.
– Ничьих человеков не бывает, – и ткнул в зажмуренный глаз.
Она и заплакала: тоненько, жалобно.
Встал из песочницы горшок номер семь, острозубый, шея стебельком, задразнился с удовольствием:
– Плачет... Пла-а-ачет...
Она еще горше.
Выскочил горшок номер одиннадцать, мелкий, но справедливый человек, зарычал, укусил острозубого за руку. Тот запыхтел, пихнул обидчика, но горшок номер пять – самый изо всех пузатый – развеселился вдруг, завалил их на землю, сам лег поверху.
Пришел уполномоченный Ржавый, ответственный за показательных детей, начал расследование с протоколом.
– А он первым начал, – сразу сказал острозубый. – Это всё он.
И показал на пузатого.
– Ты дрался? – ласково спросил Ржавый и даже с расстояния было заметно, чего ему это стоило.
Ржавый был многим противен в этом городе: видом своим и своей должностью. Он знал это, а оттого хотел понравиться. Старался вовсю. Делал неимоверные усилия. И был противен еще более.
– Дррр-рался, – радостно сказал пузатый: буква Р так и прокатилась по губам. – И еще буду.
– Я расскажу тогда, – с готовностью пообещал острозубый. – Приду и доложу.
И побежал следом, заглядывая в глаза.
– Фамилия? – спросил Ржавый.
– Горшок номер семь.
– Социальное положение?
– Из служащих.
– В плену был?
– Нет еще.
– Годишься, – сказал Ржавый. – Беру на заметку.
И острозубый поскакал назад на одной ножке.
– Доносчик, – загоревал Печальников. – Фискал. Смена смене.