Приполз на станцию чумазый, сопящий, пыхтящий, маслом заляпанный, дымом окутанный паровоз с пустыми платформами, нагло встал на первом пути.
– Эй! – закричал уполномоченный Ржавый из-под перрона. – Куда залез, дядя?
– Куда надо, – сумрачно ответил машинист. – Хватит. Наигралися. Экспресса больше не будет.
– Это как это?!
– А так это. Изменение политики. Отмена маршрута. Чтобы Баламуты не просочились.
Зашевелились на платформах рабочие, отладили кран, крюком подцепили крышу у вокзала.
Вздернули – и на платформу.
За ней – стенку. За ней другую. Перрон по частям. Семафор с водокачкой.
Всполошились. Засуматошились. Забегали вокруг – мурашами из развороченной кучи:
– Как это? Как это?!.. Кто это? Что это ?!..
– То это, – сказал машинист. – Всё разберем. Весь город. Как не было.
Кафе – на платформу. Станционный туалет туда же. Пожарную машину – автобус – карету с жеребцами…
– Костюмы сдавайте, – велел напоследок машинист. – Парики с морщинами. Букеты, кольца, стаканы – реквизит.
Гуднул для острастки.
Подал задним ходом на выезд.
Но встала на рельсах невеста в подвенечном платье, яростная и прекрасная. Телом загородила проход.
Сопел чумазый паровоз. Накатывалась могучая платформа. Кричали визгливо слабонервные.
Стояла – не сдвинуть.
За кучера в красной рубахе. За лошадей – четверкой. За шампанское с поздравлениями. За завистливые взгляды и восторженные приветствия: умереть – не сойти!
Все видели кокон – белое подвенечное платье, пудру с румянами, хитроумные ухищрения гримеров, один Непоседов видел бабочку, открытую и беззащитную, без одежд-покровов, прежними прикосновениями ощущал детские её позвонки.
– Дурак, – ругался. – Убегай!.. В суматохе, – ругался. – Идиот!.. Что она тебе? Что – все?..
Бежал. Прыгал через кусты. Через заборчики и шлагбаумы.
Пока не накатилась платформа.
Добежал – оттолкнул – подскользнулся – буферная тарелка тяжко ударила в грудь, проламывая и повергая...
На черных, шлаком засыпанных шпалах, под ярым, подстегивающим нещадно солнцем медленно опускался в прозрачные глубины одинокий неприкаянный ныряльщик, и далекое небо, как долгожданное морское дно с драгоценными жемчужинами, опускалось на его пустые глаза.
Мы дружим, но не с друзьями, граждане.
Мы погибаем – не от врагов...
Яростью взметнулись массы.
Гневом переполнились толпы.
Справедливостью всколыхнулись народы.
И пошли на бой!
Шла в атаку разъяренная Фефела – за право ездить за кордон и наливаться спелостью.
Шел на приступ уполномоченный Ржавый – за право стоять на карачках и подпугивать ненароком.
Шел укротитель Цыплятов – Тулунбек Шарапов сын Сарыхозин – за право лопаться от напора мочи.