Хунну-сюнну – на китайской памяти.
У них не было лица, но безобразный кусок мяса, и вместо глаз пятна.
Страх напал на народы. От Волги до Рейна.
Гунны – от совокупления ведьм с нечистыми духами.
Кормились кореньями и вяленым мясом, которое согревали под седлом, и на стоянках ели, огородившись локтями.
Пешком не ходили – позорно, да и обувь была – не нагуляешься. В домах не жили: дома – могилы. Раз надевши платье, не снимали ни при какой надобности, так и упревало в лоскуты. Спали на лошадях, меленьких и кусучих, там же ели, торговали, делали не скажу чего.
Виловатые да жиловатые, безбородые скопцы, вечные беглецы-кочевники.
У каждого было по много жен: какая ближе, та и жена, а те жили на телегах, ткали рядно, рожали детей, воевали в строю с мужьями, в кровь били рабов.
Угрюмые, гневные, жадные и безобразные.
Но пришли вдруг авары-обры, жгучи и воюючи, телом велики да умом горды: как пришли, так и прошли, сгинули без племени и наследка. За ними козаре – широколицая, безресничная толпа, угры-мадьяры, черные болгары, утугуры с кутугурами, касоги с ясами – за тем же делом, печенеги в восемь орд, торки, берендеи, топчаки с ольберами – только отвернись, да и варяги, нищие бродяги, колбяги с бурягами не брезговали страной Гардарик, забирали кого ни попадя на продажу, а половцы шелудивые, бич Божий, отрядами пробирались через степь, сбивали врагов в мяч, как сокол галок, подвывали по-волчьи: не окопаешься валами, не огородишься острожками, не отобьешься богатырями, – вот придут татары, безбожники-моавитяне, прямым ходом из ада, и утишат всех.
А была то украина мира, очумелая от собственной истории, покинутая богами и законами, "претерпевавшая тесноту в просторе и лишения в довольстве", страна могил и истоков, откуда вытекают могучие реки, и жили там – не позабыть сказать – блаженные гипербореи, без желаний, надежд и упрека.
За желания надо платить...
1
Гридя Гиблый жил на сосне.
Афоня Опухлый жил на сосне.
И Облупа Федор.
И Обрывок Петр.
И Огрызок Осип.
И Озяблый Тимофей – бортник.
И Ослабыш Филя – бобыль.
И Голодуша Иван.
И Двоежильный Яков.
А Масень Афанасий жил на березе.
Всё не как у людей.
Он был востронос, Масень Афанасий, быстроглаз, любопытен и беспокоен, с конопушками на оттопыренных ушах, маловидный – аршин с шапкой, с березы не сходил и на уговоры не поддавался, а они наседали.
Было лето.
Поспевала ягода-земляница.
Ребятишки рвались вниз на прогретую, в мурашах, хвою, но ходу им не давали, чтобы натоптано не стало, – и было с чего.
Ну ее к лешему, эту землю, где бьют, режут, отбирают и угоняют, где из тумана болот, как из тумана времен, прёт в неверных колыханиях напасть за напастью – не переждешь за век.